Барон перетасовал карты и положил их перед Гацфельдом.
В эту минуту между зрителями послышался легкий стон, звук, выражающий неудовольствие, досаду или сильную боль и издающийся через нос, без растворения губ. Невольно все обернулись в ту сторону и увидели человека, поспешно выходящего. Банкомет пристально посмотрел ему вслед, потом устремил глаза на Гацфельда, придерживая колоду пальцами.
— Что же? — спросил Густав.
— Снимайте!
Он снял и, приискав в своей колоде карту, положил ее на груду банковых билетов. Медленно прокинул банкомет. Фаскою легла восьмерка.
Барон открыл темную: фигура.
Густав хладнокровно придвинул к себе банковые билеты.
Банкомет пристально глядел на него. Легкий гул раздался в собрании. Дорожные знакомцы Гацфельда поспешно вышли. Гацфельд упрятал оба миллиона в свой бумажник.
Барон встал и с умильною улыбкою дал знак рукою Гацфельду, чтоб он шел за ним.
— Пожалуйте сюда, — сказал он, видя его нерешимость.
Густав подошел к нему. Барон вежливо показал ему на дверь и пошел с ним в другую комнату. Дверь осталась растворенною. Банкомет остановился в средине покоя.
— Вы выиграли наверное, — сказал он очень хладнокровно.
Гацфельд посмотрел на него сердито.
— Да! Наверное! — продолжал барон. — Человек, который простонал в начале игры, вам знаком…
— Я никого не видал…
— Верю. Он поспешно скрылся. Это некто Шиц.
Гацфельд изумился и промолчал.
— Вы его знаете, или лучше, вы знаете его тайну. Признайтесь! Когда вы ставили карту, то призывали к себе на помощь привидение Карла Шестого.
— Я вас не понимаю…
— Очень понимаете. Без этой штуки вы не могли выиграть. Все карты были искусно перемечены и мною тщательно просмотрены. Я, как следует, выдернул первую карту из-под верхней, которая была мне очень известна. Но по непостижимому случаю метка на ней стерлась, и моя передержка послужила в вашу же пользу. Этого не могло со мною случиться естественным образом. А замешавшееся тут сверхъестественное — мне очень знакомо! Я также начал картежную игру дьявольским секретом Шица.
Гацфельд молчал.
— Вы сознаётесь? — продолжал барон. — Не бойтесь ничего. Деньги ваши, и вы, верно, теперь их не пустите в игру. Вы взяли
Молча кивнул Гацфельд головою. Барон вывел его в гостиную, при всех вежливо с ним распростился и пожелал счастливого пути.
Через два часа, дорожный экипаж Гацфельда остановился по причине множества народа, толпившегося около дома барона. «Это что значит?» — спросил он. Ему не отвечали. На вторичный запрос, кто-то из толпы сказал, что квартирующий в этом доме картежный игрок барон H. Н. застрелился.
— Пошел скорее! — закричал Гацфельд почтальону. — Поворачивай в другую улицу! Червонец тебе, два червонца, ежели скорее уедешь!
Флегматический почтальон встрепенулся, и лошади помчались. Через несколько дней Гацфельд уже сел на корабль, отплывавший из Любека в Петербург. Жена его поехала сухим путем.
«Каков же Гацфельд молодец!.. Недаром съездил в чужие край!.. Выиграл два миллиона!.. три!!. пять миллионов!.. Счастливец!..»
Вскоре и сам счастливец, предшествуемый такою завидною молвою, прибыл в многоглагольливую Москву. О, как важно он смотрит! Не так, как до отъезда, когда принужден был отказаться от лучшего общества, потому что стыдился показать в нем свою дражайшую половину. Теперь он сам не хуже всякого вельможи — миллионщик, капиталист! Покажем мы себя в Опекунском Совете, на аукционной продаже имений!