Колечко

— И что ты предлагаешь? — негромко спросил он, не отводя взгляда от крыльца. Ссориться с женой не хотелось совершенно. — Ночь уже. Холодно. А он голодный.

— Приют? — неуверенно предложила она и тут же, непонятно почему, устыдилась. — Да не знаю я! Сам думай! Посмотри хоть, это мальчик или девочка?

— Я? — неподдельно удивился он.

— Не я же! Я в них не разбираюсь. И учти, кормить будешь сам! И лапы мыть. И все… остальное. И к туалету приучать — тоже! И вообще…

— Хорошо, — коротко сказал он, наклоняясь ниже и осторожно прикасаясь к найденышу. — Девочка…

— Замечательно, — раздраженно фыркнула она. — И что будем с потомством делать? Разводить?

— Какое потомство, она же маленькая совсем…

За спиной хлопнула дверь. Он бережно взял притихший сверток.

— Ты не бойся. Она только с виду такая… строгая. А так она очень добрая. Просто… ответственная очень, понимаешь? И не любит, когда за нее решают. Ути, ма-а-аленькая… Как же тебя зовут, а?

Сверток пискнул. Человеческий детеныш надежно лежал в огромных кошачьих лапах и внимательно рассматривал умиленную усатую морду, склонившуюся к его лицу. Усы щекотали тонкую кожицу, и детеныш заулыбался беззубо и доверчиво. За спиной открылась дверь, обдавая теплым воздухом.

— И чего ты там стоишь? — хмуро поинтересовалась она. — Простудить хочешь? Чтобы еще больше возни было? Давай сюда, а сам за молоком! И смотри, чтобы свежее! Нет, ну как так можно, а? Никакой ответственности…

Свадьба со смертью

Часть первая

1.

— Ай, под горою, под зеленой
Серебром ручей течет,
А на той горе зеленой
Золотой сундук стоит,
То не серебро звенит,
Это Агнешка смеется,
То не золото течет,
То коса ее плетется!
Ай, дари-дари-да!
Лари-дари-лари-да!

И впрямь, россыпью серебряных монет рассыпался девичий смех — подружки невесты продавали ленту из ее косы друзьям жениха. Рассыпался, взлетал, звенел под потемневшими балками, и от него, казалось, в большой комнате трактира светлее, чем от пылающего очага и дюжины толстых свечей белого воска, что хозяин выставил ради праздника. Подкручивая усы и подбоченясь, парни в белых вышитых свитках сыпали на блюдо конфеты и медную мелочь горстями, потом, подначенные возмущенными криками девчат, начали кидать серебро…

Марджелату усмехнулся, принимая тяжеленную глиняную кружку, расписанную алыми и голубыми цветами, отхлебнул ракии. Раду, сосредоточенно терзающий зубами ломоть жесткой ветчины, только хмыкнул уважительно, глядя, как поднимается вверх темное дно кружки.

— А наша лента! Наша! — заорали нестройным хором парни, поднимая вверх блеснувшую алым полоску шелка. — А чья лента — того и коса. А чья коса — того и девица-краса!

— Ваша лента, — согласились коварные девицы не менее громким хором. — Лента ваша — коса наша. Купил повод, а телушку не бери!

Визг, смех, суматоха… Не дождавшись честного исхода торга, парни перешли к решительным мерам, расцеловывая торговок, чтоб заставить их забыть и о предмете спора, и о самой невесте, которую прямо сейчас самые устойчивые к женским чарам друзья жениха потихоньку выводят в сени. Девицы охотно забыли обо всем, визжа тем сильнее, чем громче стучали кружками по столам уже изрядно подвыпившие сельчане.

Допив, Марджелату поставил кружку на стол, потянулся за кольцом колбасы. Рядом, в общем зале, вовсю разгоралось веселье. Расчехлялись скрипки, наливали скрипачам, чтоб играли с огоньком, сдвигали к стенам еще не отброшенные молодежью стулья и лавки.

— И танцевать небось пойдешь? — усмехнулся Раду.

— А что, и пойду, — отозвался рассеянно Марджелату. — Я пойду танцевать, а ты, Зайчик, останешься по сторонам поглядывать.

— Что так? — мгновенно насторожился Раду, окидывая зал быстрым осторожным взглядом. — Ушли ведь вроде. Ни жандармов на хвосте, ни еще кого другого. Или не ушли?

Вместо ответа Марджелату досадливо повел плечами, словно сбрасывая надоевшую ношу. Что именно его беспокоит, он и сам не понимал, но что-то витало в продымленном, пахнущем крепкой выпивкой, хорошей едой и разгоряченными телами воздухе. Что-то такое, что будило в нем ту часть, которая, как сытый волк, дремала до поры, но стоит ветру принести запах пороха и ружейного масла — волк встрепенется, поведет чутким носом, поднимет уши…

Решительно отодвинувшись от стола, он снова повел плечами, подмигнул Раду, принимая беззаботный вид обычного гуляки, которого лихой, но добрый ветер занес на чужую свадьбу. Эге-гей! Разве может свадьба быть чужой у добрых людей? Разве не все добрые люди друг другу братья?