Колеса фортуны

— И когда мне уже казалось, что… я попала в западню, он вмешался. Если бы вы знали, как мужественно, как решительно, как скромно он себя вел!.. Совсем по-рыцарски!

— Ну, а мистер Бичемел… — начала было миссис Милтон.

— Почему же ты не вернулась домой? Почему он не привез тебя сразу домой, — спросила мисс Мергл, — после того, как избавил от этого… человека?

— Наверно, потому, что мне было… очень стыдно. Потому, что мне не хотелось возвращаться домой после поражения. Я как-то всего этого не сознавала. Мне казалось, что я все-таки смогу жить независимо…

— Но он-то знал, что это не так, этот твой герой из мастеровых, — возразила мисс Мергл. — Уж он-то, конечно, знал. И не говори мне…

— Он изучал меня.

— Должно быть, он какой-то удивительно слабовольный молодой человек, если позволил своенравной девчонке, едва достигшей семнадцати лет, таскать себя по всем дорогам…

— Ничего не понимаю! — простонала миссис Милтон.

— Какая дичь! Какое нелепое поведение! — негодовала мисс Мергл. — Я могу приписать твои действия только духу беспокойства…

— Я все сделала, чтобы уберечь тебя, Джесси, — сказала миссис Милтон.

— Уберечь меня! Что вы хотите этим сказать? — спросила Джесси.

— Я всем говорила, что ты отправилась в гости… к друзьям, которые живут далеко отсюда. Ни одна живая душа в Сэрбитоне…

— …этому духу беспокойства, — продолжала мисс Мергл, — который охватил стольких женщин в наше суетно-праздное время…

— Но почему надо лгать? — спросила Джесси. — Почему люди не должны знать правду обо мне и о том, что я сделала? Я не вижу тут ничего такого…

— Дорогая моя! — воскликнула миссис Милтон. — Твоя репутация будет погублена !

— Но почему ?

— Прочти «Сезам и лилии», — посоветовала мисс Мергл. — Почитай Шекспира… или Кристину Росетти. Там по крайней мере ты найдешь возвышенные идеалы…

Однако ни мачеха, ни падчерица не обратили ни малейшего внимания на ее слова.

— Почему моя репутация будет погублена? И что это значит?

— Никто в Сэрбитоне никогда больше не пригласит тебя к себе! — сказала миссис Милтон. — Ты станешь парией. Перед тобой закроются все двери…

— Но я же не сделала ничего плохого! — сказала Джесси. — Все это только условности…

— А все будут считать, что сделала.

— Неужели я должна лгать из-за того, что кто-то может не так подумать? Глупо! И потом, кому нужны люди, которые так думают?

— Милое мое дитя, ты просто не понимаешь…

А мисс Мергл тем временем, нимало не заботясь, слушают ее или нет, продолжала пространные рассуждения об Идеалах, Истинной Женственности, Необходимости блюсти сословные границы, о Здоровой Литературе и тому подобном.

— Простая, здоровая, честная жизнь… — говорила она.

— Вот и мисс Мергл скажет тебе то же самое, — воззвала к ее поддержке миссис Милтон, и мисс Мергл тотчас прервала свои излияния и подтвердила, как важно держать в тайне поездку Джесси.

— Люди считают, что ты уехала в гости, — сказала мисс Мергл, — и если не возбудить их подозрений, они никогда не станут расспрашивать тебя. Нет ни одного довода за то, чтобы люди это знали, и все за то, чтобы они ничего не знали…

— И это значит жить безбоязненно и честно!

— Если ты в самом деле хочешь жить безбоязненно и честно, ты не должна так безрассудно поступать, — изрекла мисс Мергл, озаренная блестящим наитием.

Тем временем мистер Хупдрайвер с грустным видом сидел в саду на солнышке. Кончилось его чудесное путешествие — во всяком случае, путешествие с ней; познав удар судьбы, разъединивший их, он понял, что значили для него эти дни. Он попытался угадать, каково же ее общественное положение. Конечно, ее вернут в тот мир, к которому она принадлежит, на недоступные ему светские высоты. И она снова станет неприступной Юной Леди.

Позволят ли ему проститься с ней?

Как необыкновенно все было! Ему вспомнилось, как он впервые увидел ее: она ехала по дороге вдоль реки, освещенная сзади солнцем; вспомнилась ему и чудесная ночь в Богноре, и ему казалось, что все произошло потому, что он этого хотел. Здорово он тогда себя показал. «Какой вы храбрый, какой храбрый!» — сказала она ему. А потом, когда она утром спустилась к нему — такая милая, такая уравновешенная, — она все время была уравновешенная. Но быть может, ему следовало уговорить ее вернуться домой? Он вспомнил, что такое намерение у него было. А теперь эти люди отобрали ее у него, словно он не имеет права жить с ней на одной планете. А ведь и в самом деле! Он чувствовал, что воспользовался ее незнанием жизни, иначе она не путешествовала бы с ним столько дней. Она была так изысканна, так мила, так спокойна. Он стал вспоминать выражение ее лица, блеск ее глаз, поворот головы.