Колесничие Фортуны

Я не скажу, что это было самой страшной пыткой в моей жизни, но и удовольствия процесс лечения мне доставил крайне мало. Безропотно глядя, как мою бренную плоть натирают очередным дьявольски пекучим чудодейственным зельем, я, чтобы хоть как-то развеяться, вызвал Лиса.

– Сережа, – промычал я по мыслесвязи, – вот ты меня бросил, убежал, а меня здесь мучают, измывательски измываются.

– А нечего было под стрелы подворачиваться, – резонно заметил д'Орбиньяк, – вот теперь страдай.

– Я и страдаю, – грустно ответил я.

– Вот и правильно. А я тем временем в Гастингс съезжу.

– Да-а, – продолжал жаловаться я. – В Гастингсе хорошо, там Меркадье... Ну ничего, вот приедет завтра утром Инельгердис меня молоком отпаивать, я ей расскажу, как ты меня на растерзание этой фурии оставил. – Я крупным планом продемонстрировал Присциллу, с маниакальным упорством втиравшую в меня бальзам.

Лис круто остановил коня.

– Твоя сестра здесь? – заинтересованно произнес он.

– Что?! Здесь? Нет, здесь ее нет. Иначе она из милосердия, пожалуй, добила бы меня. Инельга со своими головорезами партизанит в окрестностях Лондона. База у нее в каком-то имении Снеилон Хиллс. Десять миль на север от столицы, – значительно добавил я.

– Очень кстати! – оживился Лис, разворачивая своего скакуна. – Я совсем забыл! Нам как раз нужно установить связь с армией Солсбери. Как ты, кстати, назвал это имение?

– Снеилон Хиллс.

– Вот и славно. Сестричке от тебя привет передавать?

– Ага, скажи, чтоб взбитых сливок передала. Ты не очень-то там рассиживайся: Малыш Эд по тебе небось совсем истосковался, – напутствовал я Рейнара.

– Капитан, какой ты зануда! Чем больше тебя узнаю, тем больше убеждаюсь: лучшее, что в тебе есть, – это твоя сестра. Все, пока! Жди сливки!

Вдоволь налюбовавшись моими мучениями, Присцилла Харибда собрала свой пыточный арсенал и, напоследок оценив меня своим взглядом, убралась из комнаты. Между тем маленькая арагонская принцесса вытащила на середину моей палаты какой-то странный трехногий шандал и, разведя в нем огонь, бросила туда несколько щепоток неизвестного мне пахучего зелья.

– Закройте глаза, мой дорогой рыцарь, – нежно попросила она. – Самое важное для излечения – это достижение гармонии эфирного тела с телом материальным. Расслабьтесь, пусть вас ничего не беспокоит. Об остальном я позабочусь сама.

И тут она запела... Я невольно вспомнил свои жалкие вокальные потуги в первое утро нашего знакомства, и мне почему-то стало невообразимо стыдно. Лаура пела заклинания на каком-то неизвестном мне языке: ее чарующий, глубокий голос то взмывал вверх на невероятно чистых и высоких нотах, то, опускаясь вниз, проникал, казалось, в самую душу. Если и существовали когда-то на свете мифические сирены, то их пение наверняка не могло быть чудеснее. Мне представлялось, что я плыву, мягко покачиваясь на невидимых волнах, и я уснул, так и не исполнив своего обещания зайти вечером к тюремному священнику побеседовать о своих грехах.

Когда я проснулся, было уже довольно позднее утро, а может быть, ранний день. Мое самочувствие не внушало опасений, однако это не остановило медперсонал этой импровизированной клиники в его неудержимом порыве поставить меня на ноги в течение ближайших пяти лет. Через пару часов я уже чувствовал себя безмерно уставшим от шквала забот, обрушившихся на мою бедную особу.

– Ну что, молоко сегодня привозили? – поинтересовался я.

– Привозили, – ответила Лаура. – Инельга передала для вас горшочек сливок. Ума не приложу, как она узнала, что вы здесь?

С удовольствием уплетая лакомство, я пояснил:

– Этот пароль означает, что наш друг д'Орбиньяк добрался до нее благополучно.