Колесница

– Позвольте сказать, господин председатель. – подал голос корнет.

– Говорите. – отозвался Невеляк.

– Хочу досрочно прибегнуть к своему праву... вызваться на Изгнание. Добровольно.

– Такими словами, Назар Леонович, бросаться не принято. – с улыбкой пожурил Невеляк. – Попрошу не забывать, что в стенограмме фиксируется всё, вплоть до каждого чиха.

– И пусть. – настаивал корнет. – Я не шучу. Если кого-то из нас двоих и гнать за стену, то лучше меня.

Ракель не сдержалась – повернула голову налево так, что аж шея хрустнула. Корнет стоял неподвижно, ровно, глядя в никуда. Что теперь делать – соглашаться, отказываться? Молчать. Молчать, чтобы ничего не испортить.

Члены Канцелярии оживлённо шептались, пока Невеляк не дал им знак замолкнуть.

– Канцелярия согласна удовлетворить Вашу просьбу. – объявил председатель. – Вот, что значит офицер! Действительно – ваше благородие!

Восторженные вопли прервала трель телефонного аппарата со стола – председатель даже вздрогнул от неожиданности.

– Невеляк слушает... – рапортовал он. – В процессе. Вызвался. Да-да, понимаю... будет сделано! – председатель спустил трубку. – На чём мы остановились? Ах, да, просьба офицера. Вердикт Канцелярии утвердительный. Изгоем выбран гражданин Порытинский.

Корнет шумно выдохнул с чувством выполненного долга.

– И гражданка без фамилии. Изгнана по особому ходатайству бургомистра Трепенина. – веско добавил председатель.

Уцепиться мыслями за происходящее становилось всё сложнее. Ракель неподвижно и молча стояла под пристальным взором председателя, но внутри у неё всё тряслось. Вот оно, спасение – только показалось и ушло прямо из-под носа.

– Как же так? – возмутилась женщина из Канцелярии. – Разве можно двоих сразу?

– Можно-можно. Прецеденты были. – Невеляк ударил в колокольчик в знак конца заседания. – Последнее слово для изгоев. Желаете высказаться, Назар Леонович?

– Желаю. – уверенно гавкнул корнет. – Ошибку свою признаю, но по-другому поступить не мог. Службу я нёс исправно и жалеть ни о чём не собираюсь. А ещё... ещё сапоги ваши – говно. Лучше уж босиком.

Окончив свою речь, корнет начал неуклюже разуваться – кандалы на руках несколько осложняли дело. Весь зал успел оценить грязные красно-коричневые бинты, что покрывали его истёртые ступни. Стенографистка сидела в замешательстве – фиксировать, или нет?

На этом представление не закончилось. Первый сапог взлетел в воздух, шлёпнулся о потолок и упал перед трибуной замертво. Когда о стену ударился второй, Ракель уже не скрывала своей улыбки. Рядом с таким долбоёбом и умирать не страшно.

– Что ж, учтём. – прокашлявшись, ответил председатель. – Передадим пожелание куда следует. Ваше слово, Ракель Митриевна.

– Я хочу сказать... хочу сказать, простите, но у меня так не получится. – Ракель указала на брошенный сапог. – Мне жаловаться не на что. Жила нормально, не хуже других...

От усталости Ракель не слышала и половины из своей речи. Она просто вываливала в уши членов Канцелярии суетливые, бестолковые фразы, а те глядели на неё. Внимательнее всех глядел опальный жандармский офицер – в нынешних условиях единственный напарник, попутчик, собрат по несчастью. Можно долго размышлять, годится ли на эту роль человек, склонный к тупому героизму и метанию башмаков, но одно Ракель знала точно. Вдвоём будет гораздо проще распаковать отцов подарок.

3. Отцов подарок

Щёлкнул рубильник, гулко завыл генератор, под потолком гаража ожили трескучие лампочки. В тусклом электрическом свете оставленные инструменты напоминали музейные реликвии, которым теперь суждено вечно пылиться под стеклом.

Ракель в сотый раз пробежалась взглядом по стеллажам и полкам, прекрасно осознавая бессмысленность своих действий. Всего не унести, необходимое давно упаковано в багажник, а остальное – пропади пропадом. Одежда подобрана самая практичная: плотный дорожный комбинезон поверх сорочки, сапоги-вездеходы, пылезащитные очки, водительские перчатки.

Поначалу казалось, что к назначенному времени не успеть – хлопот невпроворот, ещё и оторопь после заседания никак не сходила. Но всё изменилось после сдачи документов. Личную карточку грубо вырвали из рук вместе со статусом гражданки, и вместо обиды Ракель почувствовала приятную лёгкость – по общинному дому ходили страшилки, будто изгоев обязательно клеймят раскалённой кочергой, как раньше.

Дела пошли, как по списку. Получить положенные припасы на неделю. Попрощаться с девочками на фабрике, пореветь хором. Заглянуть в прачечную за вещами. Наведаться в ближайший кабак в поисках тётки Софьи – не найти её. После душа психануть и намазаться дорогим кремом из запаса. Долго подбирать бельё. И, конечно, привести в чувства машину.

Папуля был одержим идеей путешествия по Пустырю. Не то на случай Изгнания, не то из-за матери, не то просто так – со скуки. Ночами в гараже кипела работа. Отец таскал отовсюду запчасти, вёл беседы со стариками, выменивал полезные книги. Ракель припоминала названия: «Введение в технологию металлосварки», «Топлива и их свойства», «Двигатель внешнего сгорания».