Колесо Фортуны

Трофим снес барина в башню, положил на топчан.

- Теперь подь сюда, - строго сказала Домна, когда они спустились вниз, и подвела его к углу, в котором из-за лампады печально выглядывал волоокий Христос. - Вот - крестись перед Спасителем, что никому про барина не скажешь, где он, что он... Ты ничего не видал, ничего не слыхал. Понял? Крестись, идол.

Трофим обмахнулся знамением, будто стряхнул с себя сор.

Домна поколебалась и решила для верности пустить в ход еще одно средство.

- Выпить хочешь?

В глазах Трофима мелькнула искорка оживления, и знающий его сказал бы, что Трофим просто запрыгал от радости. Он тронул усы заскорузлыми пальцами и произнес одну из самых длинных речей в своей жизни:

- Эт-та завсегда можно.

Он бережно осушил бокал, в который поместилось не менее трех чарок, выпятил нижнюю губу и обсосал усы.

- Подь на кухню, заешь там, что есть...

В кухне Трофим отрезал от каравая большую горбушку, круто посолил, но есть не стал, постоял, прислушиваясь, как из живота по всему телу распространяется приятное тепло, и пошел в конюшню. Злющий, кусачий жеребец Гнедой, почуяв хозяина, зафыркал и начал тыкаться бархатными губами, отыскивая его ладони.

- На, брат, эт-та, закусывай...

Вторую половину горбушки он отдал Дочке. Так повелось давно. В редких случаях, когда Трофиму выпадало счастье приложиться к чарке, он не заедал, чтобы не портить удовольствия, за него закусывали любимцы - Гнедой и Дочка. Всегда молчащий на людях, с ними он разговаривал, хотя и немногословно, но душевно, отдавая лошадям не растраченную на людей нежность. Они отвечали ему тем же. Жеребец снова просительно пофыркал.

- Ну, эт-та, разохотился... Скажи спасибо барину - - он повеселился, ты опохмелился... Й-эх, баре...

С этими словами Трофим растянулся на ворохе сена рядом с денником Гнедого и тут же уснул.

Домна Игнатьевна закрыла потайную дверь в дубовой панели и только успела прибрать в спальной, как в дверь громко, требовательно застучали.

- Кого еще нелегкая принесла в эту пору?.. Кто там?

- К капитану Орлову из дворца.

- Нету его. Дома нету.

- Велено проверить самолично.

- Нашел время. Днем приходи, а не ночью.

- Приказано немедля. Отвори дверь. Или позови главного из слуг.

- А я и есть главная. И не отворю, хоть из пушки стреляй.

- Ты пойми - я по высочайшему повелению!

- А почем я знаю? Может, ты лихой человек, грабитель какой?

- Вот дура-баба! Ты погляди в окошко - увидишь, какой я грабитель...

В мерцающем свете шандала появилась бравая фигура гвардейца.

- Погоди малость! - крикнула ему Домна.

Вояки в кирасах и касках нередко посещали Орлова, она понимала, что в такую форму грабитель не обрядится, и порадовалась, что успела укрыть Григория. Опаски ради Домна растолкала храпевшего на всю кухню Антипу. Орлов мелкую стать любил только в женщинах, и Антипа - кухонный мужик и слуга на все случаи - был рослым и дюжим, почти как Трофим, только молод и безус.

- Вставай, Антипушка! Ломится там какой-то человек, говорит, из дворца...

С трудом разодрав белесые ресницы, Антипа посмотрел на нее:

- Так чо? Прогнать, что ли?

- Со мной пойдем. Только на всякий случай возьми баринову саблю, что ли...

- Не, я лучше это... Способнее! - сказал Антипа и взял в углу увесистую кованую кочергу.

- Где Орлов? - крикнул обозленный вахмистр.

- Не ведаю. Барин слугам не сказывает, куда едет.

- Все равно - показывай покои. Приказано самолично проверить.

И они пошли по всем комнатам - впереди Домна с двусвечником, следом вахмистр, а за ним, не выпуская кочерги, шлепал босыми пятками Антипа. Он был на голову выше вахмистра, и, когда Антипово сопение слишком приближалось к его затылку, вахмистр опасливо косился на него через плечо. Обойдя дом, они вернулись в прихожую.

- Кладовки да кухни тоже проверять станешь, аи нет? - спросила Домна.

- Поговори еще, ведьма старая! - прокричал вахмистр. - Набаловали вас тут, чертей...

Он рванул входную дверь и с громом захлопнул ее за собой.

- Слава тебе господи! - перекрестилась Домна. - Иди досыпай, Антипушка.

Антипа зашлепал в кухню, а Домна заперла входную дверь и поднялась к Орлову. Григорий спокойно спал, не подозревая, что когда-то показавшийся ему смешным тайник господина Кнутсена во второй раз спас его от беды.

Выслушав рапорт вахмистра, императрица кивком отпустила его. Она этого жда-ла. Так и думала. Все - вранье, ложь, шарлатанство... Но что ему было нужно?

Зачем он приходил?