Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Заря Нового времени еще не знала специализации, характерной для последующей эпохи, и различные виды искусства, при всей «непараллельности» их развития, в XV–XVI вв. ориентировались на общие топосы в целом. «Образно-понятийный язык» еще не раздроблен на отдельные «диалекты» и охватывает все поле искусств, и потому обращение к соседней «зоне», когда литература «разъясняет» архитектуру,[440] а поэзия – музыку,[441] оказывается эффективным способом комментария: то, что в одной области искусства явлено как «закодированный референтный смысл», в другой представлено как легко читаемый и доступный текст.

Так, характерная для Фламандской музыкальной школы XV–XVI вв. (Дюфаи, Жоскен Депре и др.) особенность – шифровать в музыкальном произведении имя заказчика или некую фразу, используя для этого буквенные соответствия нот,[442] – находит не только соответствие, но и пояснение в гравюрах Брейгеля, а позже – в коллажах Арчимбольдо.

Мы лучше поймем особенности, присущие эпиталаме конца XVI – начала XVII в., если обратимся к живописи той поры, и в первую очередь – к свадебному портрету.

Портрет в ту эпоху всегда писался «по поводу» – будь то заключение брака, вступление в новую должность или получение награды или титула. Тем самым портрет был призван «маркировать зону перехода» из одного состояния в другое и служил своеобразной «печатью», окончательно утверждающей и закрепляющей положение, достигнутое моделью.[443]

Парный супружеский портрет имел своеобразный канон, к которому обращался художник, создавая конкретное полотно. Известный искусствовед М. Н. Соколов пишет: «Исследуя поэтику семейно-свадебных мотивов в изобразительном искусстве, надлежит помнить о следующем моменте, имеющем здесь значение общеобязательного. Свадьба, этот "праздник праздников" в народном сознании, в наиболее целостном виде реализовывала обрядовое взаимодействие человека и космоса. Обязательной частью самого действа и его художественно-символического оформления становился мир флоры (растительность в свадьбе достигает состояния вечного летнего, как бы райского цветения), фауны (с целым рядом избранных, чаще всего встречающихся в искусстве животных) и четырех стихий мироздания. …

Почти повсеместно жених и невеста принимали на время праздника временный статут короля и королевы с ношением соответствующих обрядовых регалий.… Новобрачная выступала в "одеянии Природы", в виде ожившей ее персонификации. … Землю, главную стихию обряда, пребывающую в состоянии райского плодородия, представляют цветы и фрукты (часто в виде дарений жениха и невесты друг другу), сам фоновый пейзаж, иконографические элементы пасторали и Сада Любви; воду – фонтаны и источники либо их домашние варианты в виде кувшинчика для омовения, сцены купания либо плавания Любви; воздух – птицы, пролетающие в пейзаже, либо (опять-таки в интерьерном варианте) сидящие в клетке. Наконец, огонь – свечи либо в редких случаях даже сцены пожара на заднем плане. К кругу же излюбленных свадебных животных, постоянно встречающихся в соответствующих композициях XV–XVI веков, принадлежат лошадь, обезьяна, собака и кролик».[444] Заметим, что лошадь в свадебных картинах является метафорой желания: характерным образом парной картиной к «Портрету новобрачной» Ганса Мемлинга выступали «Две лошади», а так называемый «Троянский конь» Карпаччо на самом деле представляет собой свадебную сцену, легко атрибутируемую по свадебным жезлам в руках юноши и девушки, стоящих рядом.[445] Символом желания выступала и обезьянка, которая могла также являться и атрибутом стихии огня.[446] Собачка символизировала верность; кролики традиционно ассоциировались с плодородием: весьма характерно, что на заднем плане «Любви земной и небесной» Тициана мы видим сценку, изображающую охоту на кроликов.

В качестве exempla парного супружеского портрета обратимся к знаменитой «Чете Арнольфини» Ван Эйка. На портрете изображены итальянский банкир Джованни Арнольфини и его невеста, Джиованна Ченами, стоящие в интерьере комнаты, держась за руки. Все четыре стихии мироздания, по сути, представлены на картине: землю символизируют плоды – экзотические цитрусовые, стихия воздуха ассоциируется с подчеркнуто льющимся в окно светом, огонь явлен в образе зажженной в люстре свечи, причем то, что свеча эта всего одна, подчеркивает ее сходство со свадебным факелом. Что до воды, то, как пишет М. Н. Соколов, «в образ мог входить и четвертый водный первоэлемент – высказывалось предположение, что утраченная, но известная по описанию Бартоломео Фацио загадочная картина Яна Ван Эйка (из собрания кардинала Оттавиани) с нагой женщиной, скорее всего со сценой ритуального омовения новобрачной, изначально была картиной-крышкой к портрету четы Арнольфини».[447] На переднем плане мы видим геральдическую собачку, выступающую символом супружеской верности.