«Священное Писание включает в себя триста шестьдесят пять предписаний не делать что-либо; ровно столько же сухожилий и сосудов обнаружим мы в человеческом теле – и столько же дней в году».[735]
Но для участников кружка Рэли числовой символизм был преисполнен еще и иных значений, почерпнутых из изучения так называемой христианской каббалы в том виде, в каком она была сформулирована Пико делла Мирандола, Марсилио Фичино и Иоганном Рейхлином. Работы вышеупомянутых авторов в изобилии представлены в библиотеке Рэли, на них он охотно ссылается в своей «Истории мира».[736]
Для каббалиста двадцать две буквы еврейского алфавита и десять натуральных чисел есть те «пути премудрости», с помощью которых Бог творит мир, они – сама субстанция сотворения Вселенной. Мы можем предполагать, что восприятие каббалы и такого ее раздела, как гематрия, связанного с численно-буквенными преобразованиями, адептами «школы ночи» сильно отличалось от каббалистики Джона Ди: в сохранившихся текстах мы можем видеть некие элементы полемики двух различных школ. Отметим лишь, что, по Ди, сверхъестественные сущности являются вечными, нематериальными, неделимыми и внятными лишь уму, тогда как все тварное в силу самой своей природы делимо, преходяще, подвержено распаду и доступно чувственному восприятию, а потому между этими двумя уровнями миропорядка необходимо некое связующее звено. Именно «Математические сущности» Ди считает посредниками между двумя мирами: они нематериальны – но постижимы путем восприятия, неизменны – но делимы на «основные формы» и – они доступны «внутреннему зрению».[737] Интересно, что порой доктрины обеих школ сливались воедино, как, например, в «Королеве фей» Спенсера: Френсис Йейтс показала, что числовые символики, которыми проникнута поэма, непосредственно восходят к системе Ди.[738]Для доктрины, исповедуемой адептами «школы ночи», был крайне важен еще один элемент – идея сакральности королевской власти, именно она являлась своеобразным центром, связующим воедино и придающим смысл всем эзотерическим элементам внутри системы. Если мы возьмем три наиболее «темных» и символически нагруженных текста, так или иначе имеющих отношение к «школе ночи»: «Океан к Цинтии» Рэли, «Тень ночи» Чапмена, с ее делением на две части: «Гимны во славу ночи» и «Гимны во славу Цинтии», и «Королеву фей» Спенсера, – то обнаружится, что все они так или иначе воспевают Елизавету.[739]