Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Thoughe I seeme straunge sweete freend, be thou not so
Do not accoy thy selfe with sullen will
Myne harte hath vo[wed] althoughe my tongue saye noe
To be thine owne in freendly liking styll.
<…>
Contente thy selfe that once I made an othe
To shyeld my selfe in shrowde of honest shame
And when thou lyste make tryall of my trouthe
So that thou save the honoure of my name.
<…>
So where I lyke, I lyst not vaunte my loue
Where I desyre there moste I fayne debate
One hathe my hand an other hathe my glove
But he my harte whome I seeme moste to hate…[501]

[Пусть я кажусь отчужденной, милый друг, не веди себя так, <как сейчас>/ Не тешь себя мрачным упорством:/ Мое сердце стенает, хотя уста говорят «нет» тому,/ чтобы стать твоей, отвечая дружеским расположением, <как это делаешь ты>// <…> Задумайся о том, что однажды я дала клятву/ Защитить себя броней честного стыда/ Чем меньше ты пытаешься узнать, насколько я искренна,/ тем лучше для спасения моего честного имени// <…> Поэтому, я <внешне> меньше всего хочу любить, когда мне всего желанней любовь/ Чем больше мое желание, тем больше я противлюсь ему и его отрицаю./ Одному принадлежит моя рука, другому – моя перчатка/ Но сердце мое принадлежит тому, кого внешне я ненавижу.]

В этом состоянии, когда формально находясь замужем, залог любви она отдала другому, а все ее чувства обращены к третьему, Анна Вавасур пребывала к 1590 г., когда осенью, после проведения рыцарского турнира в честь дня коронации Елизаветы I, Генри Ли покидает двор и удаляется в свое поместье Дитчли. А в декабре умирает его жена. И тогда сэр Генри предлагает Анне Вавасур переехать к нему в Дитчли. С капитаном Финчем, формальным супругом Анны Вавасур, были, видимо, достигнуты какие-то договоренности – в бумагах Дитчли сохранились счета, указывающие, что с начала 1600-х годов сэр Генри выплачивал тому небольшую пенсию – возможно, эти выплаты производились и до того.

В 1592 г. сэр Генри получает известие, что во время традиционной поездке по стране королева собирается навестить Дитчли и проведать «своего доброго рыцаря».[502] У сэра Генри были все основания опасаться приезда королевы: незаконной связи с Анной Вавасур было достаточно, чтобы навлечь гнев королевы на голову сэра Генри, а учитывая репутацию леди Анны в глазах Елизаветы I, сформировавшуюся после скандала с де Виром, хозяину Дитчли было о чем беспокоиться (ил. 55).

И тогда сэр Генри принимает решение встретить королеву маской – костюмированным спектаклем, вовлекающим в себя придворных и саму королеву, а внутри этого действа предложить королеве такую роль, приняв которую, она не имела бы потом возможности излить свой гнев на хозяина.

На въезде в поместье королеву встречал Страж Врат. Страж предупреждал, что стоит на границы владений, где забыли о том, что такое счастье. Рыцари, живущие в этих землях, погружены в меланхолию, ибо они посвятили себя беззаветному служению Прекрасным Дамам, но, увы, эти Дамы непостоянны в выборе возлюбленных и рыцари исстрадались. Тут перед королевой являлись две аллегорические фигуры – Постоянство и Легкомыслие (то есть – Непостоянство), и устраивали публичный спор, где каждая из сторон приводила свои аргументы, – покуда Легкомыслие не объявляло, что признает свое поражение: лицезрение королевы, в которой воплощена добродетель Постоянства, воочию убеждает, сколь Постоянство выше Легкомыслия. Вся эта сцена изящно обыгрывала девиз Елизаветы: «Semper eadem» – «Всегда та же», одновременно указывающий на девственность королевы, то, что ей удалось удержать победу над временем, и то, что она всегда верна своим принципам.