Колесо Сансары

Придя домой Марко зажег огонь и поставил на него чайник. Его жена Диана собирала прекрасные побеги шалфея, которые несказанно нравились Марко. Как только вода вскипела он налил кипяток в стакан и бросил горсть сушеного шалфея. Утонченный аромат окутал комнату. Марко погрузился в себя – в этот момент он думал о словах Виторио о том, что вероятно вследствие неизвестной инфекции цены на китайские шелка упадут как минимум вдвое. У Марко имелся небольшой отложенный запас денег и он решал может быть ему стоит потратить этот ресурс на приобретение шелка по заниженной стоимости с целью его дальнейшей перепродажи с основательным барышем. Он вспоминал своего приятеля Антонио, который примерно 4-5 лет назад сумел хорошо заработать на подобного рода спекуляциях. Антони, как и Марко, начинал в порту товароведом. Все свои заработанные деньги Антонио пустил на приобретение продовольствия. Буквально на следующий год вследствие страшного неурожая цены на продовольствие взлетели в разы. Антонио очень удачно сбыл весь свой товар и сумел сколотить на этой сделке внушительный капитал. Вырученные деньги он сумел использовать сверхэффективно – зафрахтованные несколько судов на торговые экспедиции в Индии и Китай принесли ему баснославную прибыль. Но он не ограничился этими успешными предприятиями и совсем скоро он расширил свои владения, купив свои собственные торговые суда. Теперь помимо своей собственной торговли он еще и имел парк судов, которые с большой наценкой сдавал в аренду. На этом зиждилось текущее гигантское по тем временам состояние Антонио. Последние несколько лет он жил преимущественно в столице республики в Генуе. В тоже время он не забывал и о своем родном городе – в Каффе Антонио купил великолепный дом на мысе. Из него открывался эпический вид на море и на древний вулкан Кара-Даг. Марк однажды был в гостях у Антонио в этом доме. Дорогое убранство, слуги, красивая молодая жена – все это было квинтэссенцией успеха в глазах Марко, к которой он стремился. Несмотря на то, что он был религиозным человеком, но христианская аскеза жизни вовсе не прельщала его. Да, он безусловно веровал в Господа Бога, но его тянуло к той искристой яркой жизни, которую вели богатые генуэзцы. И в этом плане религия успокаивала его тем, что все умрут и неважно каким состоянием ты обладал при жизни. «Богатства в гроб с собой не унесешь» – говорил ему священник на причастиях и эти слова умиротворяли душу Марко, усмиряли его раздумья о том. Что он мог бы подобно Антонио добиться большего. Если бы только рискнул. Кроме того, в его подсознании метафизически засели слова немолодого торгового моряка, который рассказывал о городе мертвых, который посетил его знакомый во время экспедиций. В тот таинственный город свозились мертвые из различных мест, потом их поджигали и пускали на плоту по священной реке. По словам человека, побывавшего там, находясь в этом городе среди множества трупов, ты вдруг ощущаешь огромное просто бездонное и неизмеримое величие вселенной. Великая река уносит в последний путь сотни тел, тел богатых при жизни купцов, ремесленников, нищих, рабов и перед ней, могущественной смертью они все абсолютно равны. Также по рассказам моряка, в тех местах верят, что в следующей жизни люди перерождаются и в зависимости от тех дел, которые ты совершаешь в своей земной жизни тебе уготована последующая роль – птица, гусеница, волк, червяк или кто-то еще. «Похоже на нашу христианскую веру про рай» – отметил Марко. «Именно!» – согласился морячок.

**

Солнце только-только возвысилось из-за гор, а Деян вот уже пару часов рыбачил. Прошло почти полгода с того времени как закончились боевые действия на Балканском полуострове. Деяну было 35 лет. Высокий, статный, породистый серб он был родом из Приштины. Деян был одержим пансербской идеей и сразу в начале войны с Австро-Венгрией и Германией вступил в сербскую армию. Он доблестно воевал на всем протяжении конфликта. Однажды был ранен, однако эта рана оказалась вполне совместимой с жизнью и вскоре он поправился. Возвратясь на фронт, последовало другое ранение в ногу, полученное им при отступлении сербских войск в Албанию. С тех пор ноящая гнусная боль преследовала его, она правда отступала совершенно сакральным образом, когда он погружался в Адриатическое море.