Колесо судьбы

— Вообще-то нет, но я умудрилась причинить себе ущерб другими способами. Просто у меня нет детей, чтобы демонстрировать результат.

— Вы сожалеете об этом?

— Нет! — Потребовалось тридцать три с половиной года, чтобы сказать это от чистого сердца. — В этой жизни есть какие-то вещи, которые явно не для меня, и дети — одна из них. Мне больше подходит быть крестной матерью.

— Возможно, мне тоже надо было придерживаться этого принципа, хотя бы ради Барб, если уж не ради кого-либо еще. По крайней мере, хорошо, что ее мать снова вышла замуж, так что у нее есть настоящий отец, на которого можно положиться одиннадцать месяцев в году, когда нет меня.

— И тебя это не беспокоит? — Ей хотелось знать, считает ли он ребенка частью самого себя, принадлежащим ему целиком. Дрю именно так чувствовал себя по отношению к своим девочкам, особенно к Элизабет.

Но Джек отрицательно покачал головой:

— Я едва знаю этого ребенка. Ужасно звучит, но это правда. Каждый год я должен узнавать ее заново, потом она уезжает, а когда приезжает снова — уже на год повзрослела и опять изменилась. Это вроде как бесполезное занятие, но не знаю, может быть, ей это что-нибудь дает. Вот все, чем я ей обязан. Я подозреваю, что через несколько лет она пошлет меня к черту. У нее есть дружок в Детройте, и в этом году она не собирается ко мне.

— А вдруг она привезет его? — Оба рассмеялись.

— Боже упаси! Только этого мне не хватало. Я чувствую то же, что и вы, — есть некоторые вещи, с которыми я никогда не хотел бы связываться… малярия… тиф… брак… дети.

Тана рассмеялась над его откровенностью. Конечно же, это был совсем непопулярный образ мыслей или, во всяком случае, в чем не часто сознаются, но он чувствовал, что ей можно об этом сказать. И она чувствовала то же самое.

— Согласна с тобой. Я в самом деле думаю, что просто невозможно хорошо заниматься своим делом и много уделять внимания взаимоотношениям подобного рода.

— Это благородно звучит, мой друг, но мы оба знаем, что с этим ничего не поделаешь. Хочешь честно? Я холодею от ужаса, мне только не хватает еще такой же Кейт из Детройта, рыдающей всю ночь, потому что у нее здесь нет друзей… или какой-нибудь другой женщины, от которой зависит вся моя жизнь, ничем не занятой целыми днями, кроме ворчанья и придирок по ночам, или вдруг решившей, что после двух лет брака половина созданного мной с Гарри бизнеса принадлежит ей. И он, и я очень хорошо это понимаем, а потому я не хочу вляпаться во что-нибудь такое. А чего ты боишься больше всего, дорогая? Обморожения, родов? Отказа от карьеры? Конкуренции с мужчинами?

Джек был поразительно проницателен. Тана одарила его улыбкой.

— Туше! Всего вышесказанного. Может быть, я боюсь рисковать тем, что я сделала, или того, что мне могут причинить боль… Я не знаю. Думаю, что сомнения относительно замужества появились у меня много лет назад, хотя тогда я этого не осознавала. Это все, чего моя мать всегда жаждала для меня, а мне всегда хотелось сказать: «Ну, подожди… не сейчас… Мне нужно сначала сделать массу других вещей. Это как добровольно Положить голову под топор, для этого нет подходящего времени».

Он засмеялся, а она вдруг представила Дрю, делающего ей предложение перед камином однажды ночью, но тут же усилием воли отшвырнула это видение с резкой вспышкой боли. Теперь уже большую часть времени эти воспоминания не очень ранили ее, но некоторые все же доставали. А это больнее всего, потому что она чувствовала себя одураченной. Она хотела сделать для него исключение, она приняла предложение, а он после этого вернулся к Эйлин. Джек заметил, что Тана хмурится.

— Не надо так печалиться из-за кого бы то ни было. Не стоит того.

— Старые, старые воспоминания, — улыбнулась она.

— Тогда забудь о них. Больше они не будут тебя мучить.