Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ)

…Поле боя. Тысячи и тысячи воинов, все народы Оси без исключения. Вемпарийские смертоносные дротики, причудливые машины алден, ярость наших и ифенховских оборотней, безрассудная людская храбрость против… кого? Как ни старалась, я не могла разглядеть ни лиц, ни фигур — только хищные корабли чужаков. И угрозу…

…Волк, пробитый навылет срикошетившим птичьим копьем. Мой собственный отчаянный крик. Отец и его всепожирающий Свет. Стаи Жнецов над головами своих и чужих…

Пылающий лик Войны. Безликая маска Смерти.

И тут я поняла, что тихо подвываю от ужаса, впившись когтями отцу в грудь и уткнувшись лицом в его одежду, знакомо и успокаивающе пахнущую медом и сушеными травами.

— Тише, чадо, тише, — мурлыкнул он. — Все не так страшно как кажется.

Я подняла на него глаза и вцепилась еще крепче. Родной до каждой черточки, до каждой морщинки, до каждого шрама. Глянцевые изгибы коротких рожек, смешно торчащих из белой гривы, ласковые глаза, доброте которых не всем следует доверять, большие сильные руки, покрытые сетью тонких шрамов от скальпеля. Голос, басовитый и слегка рыкающий. И тепло, жар его огромного сердца, которым он охотно делится с близкими. И с миром, которому предан беззаветно.

— Пойдем-ка, дочка, — он обнял меня за плечи и увлек за собой, накрывая мягкой, но непререкаемой волей. — Поговорим, чаю выпьешь, успокоишься.

Возражать я даже не пыталась. Стал бы он слушать. Да и не беседовали по душам мы слишком давно. С ним я, по крайней мере, смогу прийти в себя.

Родительские покои находились всего лишь этажом выше. Потому мы обошли диск подъемника и двинулись по широкой лестнице — чай не оттопчем ножки. В этот глухой ночной час на пути попались только сонные стражи-дрейпада, да и те всего лишь почтительно склонили головы. На лицах отчетливо читалось нетерпеливое ожидание смены караула. Еще бы, весь Клан вымотался хуже некуда за последние месяцы.

Оказавшись в родительской гостиной, я с наслаждением вдохнула терпкий травяной запах. Он дразняще разливался из чайника, подвешенного в почти прогоревшем камине. Отец, шурша полами длинного домашнего кафтана, поспешил снять напиток с огня и разлить по чашкам тонкого золотистого фарфора. Как изящны и точны его движения. Как спокоен взгляд. Незыблем и вечен — невольно думалось мне. Вот только у этой незыблемости больное, измотанное долгим и непосильным больше служением сердце…

«Клянусь, я найду способ это исправить!»

Дымящаяся чашка сама подлетела ко мне. Красноватый, на ягодах и травах, взвар в ней даже не дрогнул. Я улыбнулась и кивнула отцу. Долго вдыхала ароматный парок, прежде, чем пригубить. Чайные сборы отец всегда составлял сам, не доверяя даже маме, и получались они отменными. Я молча смотрела, как он опускается в кресло возле чайного столика и жестом приглашает меня сесть напротив. Совершенный. Уютный. И всегда грозный — даже когда с виду похож на лениво дремлющего сытого кота.

Я забралась в кресло с ногами, сдерживая желание зябко поежиться — кроме тонкой сорочки под ночным халатом ничего не было. К тому же, меня все еще била дрожь от увиденного. Отец выждал, пока я устроюсь поудобнее, сделаю первый глоток. И только потом заговорил.

— Знаю, тебе в последнее время приходится тяжело. Но это, к сожалению, неизбежно, как бы мне ни хотелось тебя от этого оградить…

Желтый кристалл на столе подсвечивал его лицо снизу, рельефно обрисовывая скулы. Мягкое сияние камня отражалось в глазах, делая их похожими на полированное золото.

Ночная тишина выглядела почти торжественно. Частью разума я слышала сонный шелест мыслей обитателей крепости — кто-то нес караул, кто-то засиделся допоздна над книгами и бумагами, кто-то седьмой сон досматривал. Мать дремала за стеной, дожидаясь, пока мы наговоримся. Почему я не могу себе позволить как в детстве спрятаться в ее объятиях? Я откинулась на спинку кресла, ожидая, пока отец нарушит затянувшееся молчание. Наверное, он подбирал слова.

— Никогда прежде женщина не становилась Опорой Равновесия, — проговорил он. — Никогда с тех самых пор как были посажены Семена. Так говорит Колесо. Все множество личностей, что составляют Его разум и волю Вещего.

— Почему?

Усталость. Стихии, как же она давит на плечи. Как будто кто-то набросил на спину полупустой мешок с нарочно вшитыми внутрь свинцовыми болванками.