Так Рейдан стал подмастерьем кузнеца. Отлежался, зарастил сломанные ребра и встал к мехам. Юный полукровка был молчалив, неласков, обидчив и до того задерган, что любое неосторожно сказанное слово могло обернуться срывом. На его счастье Димхольд дин Райегар тоже не любил болтать зря. За весь день они могли перекинуться парой фраз, а могли и вовсе промолчать с рассвета до заката. Кузнец в душу парню не лез, чешуей на спине и руках не попрекал, правильной мужской работой загружал так, что под вечер Рей валился с ног. Думать о том, что творится на душе было попросту некогда.
А через год им на головы свалился я, ведомый чутьем и собственным видением плетений Судьбы. Долго ходил кругами, изображал блаженного дурачка, старался устроить им выгодные заказы и прочую посильную помощь, травил при встречах байки, но с каждым шагом все ближе подбирался к этим двоим, предсказанным мне в сыновья и Хранители. Рей не единожды открыто заявлял, куда мне следует идти с моей настырностью и предложениями назвать его сыном, но на все выпады и рыки я отвечал широкой звериной улыбкой. Уговорить обоих перебраться на север мне удалось лишь тогда, когда Колонны властно позвали их, и спящая Сила начала подавать признаки жизни и время от времени выплескиваться наружу.
А потом началась война с Алден.
Нет смысла сейчас рассказывать о том, почему эти рептилии с человеческими лицами покинули свою луну и двинулись отвоевывать Кхаалет. У себя на Акрее они вознесли науку до небывалых высот и творят такое, о чем мы, полагаясь большей частью на магию, можем лишь мечтать. Но большинство их поистине гениальных изобретений работает лишь там, на Акрее. Покидая его, они вынуждены браться за мечи, кнуты и копья; только это нас и спасло тогда.
И Рей, впервые призвавший на поле боя Жнецов — духов, служащих Хранителю Смерти. Он тогда всего год или два как обернулся кхаэлем, получив в дар Искру, и все еще был накрепко ко мне привязан. Я обязан был лично провести его через первое погружение на Грань, а потом за руку вытянуть обратно… В горячке сражения, давно превратившегося в свалку, мне было попросту некогда.
Ведомый алчным голодом собственного меча и азартом хищника, я не стоял на холме под знаменем, как полагалось бы полководцу — я в клочки разносил алденский строй, стараясь добраться до офицеров и самого Лорэт Алден Каттуса — тогдашнего правителя Акрея. Стоял невообразимый гвалт, воины глохли от грохота, лязга, криков, визгов. С неба залпами то и дело сыпались отвердевшие броневые перья — Вемпари под предводительством Яноса Джанрейва с клекотом кидались на врага, и перья из крыльев служили им не хуже метательных ножей. Пела сталь, лилась кровь. Казалось, мир сошел с ума.
…А когда нас накрыло Смертью, стало поздно что-то менять. Мой названный сын сам принял решение.
Я видел, как юный кхаэль, семнадцатилетний мальчишка, бежит, оскальзываясь в крови и грязи, среди мертвых тел, слышал, как разрывает его горло сдавленный звериный рык. Видел, как тугая спираль еще дикой, неприрученной Силы раскручивается прямо из его тела и накрывает землю серым маревом, как из нее подымается стая Жнецов — клочья тумана, обращенные в подобия человеческих фигур. Незримые для прочих, они выплясывают среди живых и умирающих, хватают души Алден, чуть ли не силком выдирая их из тел, и утаскивают на Грань…
Узы с Реем доносили волнами то страх, то ярость, то восторг от обретенного могущества. Он замер в центре вихря маленькой беспомощной фигуркой и мог разве что хватать ртом воздух. Даже ноги его не удержали и он рухнул на колени, воя от раздирающей его в клочья боли. Он не слышал сейчас даже моих мыслей…
— Рейдан! Стой! Прекрати немедленно!
Бесполезно — мой крик потонул в грохоте боя. А путь к сыну неожиданно преградил Лорэт Алден собственной персоной — громадный, выше любого человека головы на две, в вычурной, но от того отнюдь не слабой броне. Покрытое узорной лиловатой чешуей худое тело на длинных «птичьих» ногах, хлесткий хвост, короткие перепончатые крылья, увенчанная роскошной короной костяного гребня голова с лицом, красивым до омерзения. Его алебарда встретила мой фламберг, и мы закружились среди трупов, взрывая когтями перемешанную с кровью грязь, которая еще утром звалась землей.
Меня охватила злобная ярость. Какая уж тут красота поединка! Единственным моим желанием было разорвать треклятого супостата на кусочки и, желательно, побыстрее. Хотелось отбросить оружие к известной матери и вцепиться ему в глотку зубами и когтями. Перед глазами мелькала только круговерть стали, высекающей искры, ноздри забивал резкий змеиный запах. Я ненавидел его до судорог, до потери дара речи. Мне казалось, что все прочие замерли — так медленно текло время, так спокойны были равнодушные зеленые глаза с узкими вертикальными зрачками. Да сдохнешь ты, наконец, или нет?! От прыжка к жилистому горлу меня останавливала только неприятно зеленоватая кровь алден, премерзкая на вкус и запах.