Наконец, груз был сброшен в окно. Пустые машины с выключенными фарами на малом газу растворились в ночи, увозя в кузовах брошенные автоматы и камуфляжи. Бойцы переоделись и по одному разошлись в разные стороны.
Первый подошел к стоящему поодаль москвичу и кинул в его багажник мешки с валютой и камнями. Захлопнул, поставил на сигнализацию и скрылся в ночи. По улицам метались машины с мигалками, искали вчерашний день. В одном из переулков в нескольких километров от места происшествия чадящим пламенем горели два уаза.
Первый не любил экономить в средствах при организации операций – в пламени сгорят отпечатки пальцев, сгорит камуфляж с пятнами крови бойцов. На следующий день Первый, внимательно осмотревшись по сторонам, подошел к занесенному снегом москвичу и, заведясь с десятой попытки, двинулся по направлению к офису. Там он огляделся и затащил мешки в помещение, обернув их от любопытных глаз мешками под строительный мусор, и стал прикидывать добычу. Пересчитал грубо, на взгляд, сумму, вытер вспотевший лоб, прикинул количество камней и задумался.
Всю жизнь он горбатился. Ползал в грязи под пулями. Болел лихорадкой и трясся от холода, лежа в сугробе. И получал совершеннейшие гроши, которые еще умудрялись спереть наверху, задерживая и прокручивая в ручных банках. И вот, одна операция – миллионы долларов. Можно, конечно, свалить с ними, залечь где-нибудь. Да Бугор явно парень серьезный и знающий. Но и он, полковник, не лыком шитый. С деньгами его не так просто взять. А пацаны, с которыми сегодня под пулями стоял – с ними как? Послать? Всю жизнь полковник придерживался правила – у своих не крысить, своих не подставлять… и вот соблазн. Соблазн.
Он встал, подошел к окну, закурил. За украшенным морозом окном мела февральская поземка и даже через двойные стекла дотягивалось ледяное дыхание зимы. Он загасил бычок в фаянсовой кружке с высохшими остатками коричневой жидкости на донышке, подошел к столу и стал укладывать пачки долларов в большую сумку, принесенную с собой. Сумка наполнилась почти доверху, туда же он сложил бумажные пакетики с драгоценными камнями. Затем открыл входную дверь и вышел в ледяную ночь, неловко ступая из-за тяжелой сумки в руках. Затем он сел в автомобиль и двинулся на вокзал, там положил в камеру хранения сумку, с трудом пролезшую в проем ячейки, закрыл ее и отошел к стене. Оглянувшись, он убедился, что рядом никто не стоит и набрал номер Бугра:
– Это Первый.
– Танго. Слушаю.
– Ячейка 284, код «ж345».
– Понял. Следующая акция через 5 дней. Инструкции в камере хранения. Ячейка 45, код «а853».
– Что делаем с деревом?
– Дерево пусть отлеживается пару недель, потом мы его распилим как надо.
– Понял. Отбой.
– Отбой. До связи.
Через три часа замаскированный Колян подошел к ячейке, убедившись в отсутствие хвоста, и достал оттуда черную сумку на молниях. С этой сумкой он сел на трамвай, вышел на случайной остановке, поймал такси и подъехал туда, где оставил мерседес.
Зайдя в квартиру, он отнес сумку в дальнюю комнату и пошел в гостиную, где сидела Ленка. Она с кистью замерла перед мольбертом.
Врач рекомендовал ей для восстановления психики рисовать пейзажи. Она всегда любила рисовать и сейчас на ее картине стояли в инее деревья. В зимнем лесу сияло белое солнце.
Коляна это порадовало – раньше, когда она еще начинала «арт-терапию» у нее на рисунках были черные, изломанные елки, корявые пеньки и мрачный, красный закат. Теперь, проглядывало солнце.
– Чего ты так долго не приходил? Я сижу и сижу одна, а ты где-то бродишь. Я тоскую без тебя!
У него сжалось сердце. Она была похожа на обиженного ребенка. Психическая травма после потери ребенка не прошла даром. Она как бы вернулась на годы назад в детство и запрещала себе вспоминать то, что случилось позже. Врачи говорили, что этот барьер скоро рухнет, просто требуется время… время.
Колян поцеловал ее в лоб и отправился в другую комнату. Закрыл за собой дверь и стал потрошить принесенную сумку. Он выложил доллары стройными рядами на журнальный столик. Прикинул грубо – вышло где-то полтора миллиона долларов купюрами от 20 до 50 баксов.