Колян 2

Орудийные расчёты были живы, но сильно изранены осколками – не только от гранат, но и осколками от броневых листов, закрывавших борта на полтора метра. Двое казаков были контужены, из ушей текла кровь – видимо, их оглушил взрыв гранаты в среднем камазе. Спасло автомашины то, что они встали за пригорком, покрытым кустарником. Обзору с машин это не мешало, тем более, что гранатомёты били навесом по площади, а вот по машинам стрелять было из лагеря труднее. Жалко было автомобили – их берегли для особых случаев, собирали из многих разбитых машин.

«Вот он, особый случай и настал, – думал Николай. – Ещё можно хоть пару восстановить. Печально, что ещё очень нескоро люди опять научатся делать такие машины. Но не до философии и плача – надо посмотреть как там дела у остальных».

Он пошёл к лагерю. Кровь, нечистоты, куски растерзанных тел покрывали всё пространство лагеря. Казаки бродили между трупами, собирали оружие, заглядывали в палатки оккупантов. Откуда-то появились группы рабов, бывших рабов – которые с ужасов смотрели на эту мясорубку. Колян чувствовал опустошение, его немного мутило от запаха крови.

«К нему невозможно привыкнуть, как ни старайся, – думал он. – Пусть это – кровь врагов, но почему всегда так противно… Кто там говорил, что труп врага хорошо пахнет? Вот этого урода бы взять, да рожей в эту кучу кишков и крови. Тьфу!» – он повернулся и пошёл к своим бойцам.

Глава 37. Виктор вляпывается в дерьмо

Закон #19

Обеспечить бесперебойный выпуск боевых арбалетов и луков, а также боеприпасов, необходимых для этого вида оружия.

Тёмная тень медленно, как минутная стрелка двигалась к частоколу лагеря. Всё вокруг молчало. Только тропические насекомые стрекотали, в кустах кто-то шуршал, шелестел, двигался. После вечернего дождика земля была влажная, парила, пахла тленом и ночными цветами.

«Что-то вроде ночной фиалки», – отстранённо подумал Виктор и медленно-медленно подтянул ногу. Пляшущий свет костров, освещавших границу лагеря врага, кидал отблески на бугорки, кусты и деревья, придавая им гротескные, фантастические очертания. Виктор отметил это в подсознании. Как у смертоносного механизма, запрограммированного на одну цель – убивать – все ресурсы его организма, все мысли были направлены лишь на то, чтобы добраться до чёрного строения, палатки, стоящей поодаль от командирского шатра. Это был пресловутый сортир, который регулярно посещал курбаши. Виктор сам вызвался на эту, практически самоубийственную задачу. Если кто и мог её выполнить, так это он, да, может быть, ещё Атаман. Но Атаману, само собой, не пристало, как простому бойцу ползать по сортирам. Виктор это вполне понимал. Слишком много людей от него зависят.

Бывший подводный пловец, диверсант по профессии, и по призванию души, он медленно полз, как червяк, по влажной земле. Убить-то этого ордынского командира было не так уж и сложно, сложно было потом уйти живым. А Виктор собирался ещё пожить лет пятьдесят, по крайней мере. Да и Атаман никогда не одобрял эти порывы – Уррряяя! – грудью на амбразуру. Людей осталось немного на планете, все наперечёт, гибель каждого казака ослабляла остальных, уменьшала их шансы на выживание. Напутственными словами Николая было: «Мы на тебя надеемся! Вернись живым!» А он умел выполнять приказы человека, которого бесконечно уважал. Впрочем, он немного завидовал Атаману: добиться такого уважения и поклонения мог только настоящий лидер. Мужчина с большой буквы. Все знали, что тот не гнушался подставлять свою грудь под пули, и мог сделать больше, чем все остальные.

Виктор медленно прополз между кольев, воткнутых в землю и связанных чем-то вроде плетня. Ещё из леса он заметил, что в этом месте плетень из кольев и лиан был сделан неаккуратно – между лианами и землёй остался промежуток, достаточный для того, чтобы проползти, почти не коснувшись спиной ограждения. Бугристая земля укрывала его от внимательных взглядов часовых. Он знал, что человеческий глаз через многие часы наблюдения «замыливается», бдительность у клюющих носом сторожей теряется, и быстрое движение может привлечь их внимание.