Колян. Дилогия (СИ)

Он потянулся, доел похлёбку, отставил чашку в сторону и посмотрел вокруг сытыми, затуманенными усталостью и нервным напряжением глазами. Бойцы доедали похлёбку, кто-то уже закончил ужинать и суетился у бака с водой, закреплённого на крыше — тут у гарнизона комбината был душ. Парни и девки разделись догола, не стесняясь друг друга, и, толкаясь, лезли под струи воды. Их загорелые тела, покрытые шрамами, свежими ранами и ссадинами, контрастировали со светлыми полосами на бёдрах от шорт, а ещё больше с цветом кожи трупов, лежащих бесформенной кучей у стены в дальнем углу. Молодость быстро отходит от страшных напряжений: девки визжали и со всего размаху хлопали по голым крепким задам демонстративно сексуально–озабоченных парней, хихикающих и пытавшихся увернуться от сильных рук девчонок. Николаю подумалось, что и Катаклизм, и постоянная близость смерти срывают с человека много покровов цивилизации, наносного и условного. Те же девчонки и парни, которые прошли через смерть, скоро уединяться и займутся сексом, и никто не увидит в этом ничего предосудительного — всё нормально, всё естественно. Неестественно было бы, если бы парни занялись сексом с парнями, а девки с девками — у казаков строго пресекали такие отношения. Николай считал, что любое проявление гомосексуализма есть болезнь, а если болеешь — не разноси её по окружающим. Живи как положено: размножайся, люби, рожай детей.

«И насчёт детей, — внезапно подумал он. — Чем же интересно они предохраняются, ведь среди девчонок–бойцов практически нет беременных. Надо будет поговорить ради любопытства с врачом в Роси…» Он хмыкнул — вот какие дурацкие мысли занимают, ну не беременеют и ладно, захотят — забеременеют. Он покосился в сторону от хохочущих и визжащих бойцов разного пола и вдруг заметил, как жадно созерцают девушек оба пленника. Руки им развязали — всё равно их долго нельзя держать связанными, гангрена начнётся от тугих пут, но пока что их особо не подпускали к общему столу. Николай не склонен был особенно-то им верить, но в этой ситуации обе стороны прекрасно понимали, что деваться-то им некуда. Одиночек в новом мире не привечали, их могли и убить, и взять в рабство. Можно было выжить только группой, где все держатся другу друга.

«Интересно, а где их бабы? Как они жили вообще без баб-то? Гомосеки, что ли?» — его сильно заинтересовала эта мысль и он показал на пленного, которого он допрашивал самым первым, подозвав его к себе.

— Садись рядом. Ну-ка расскажи мне, как вы тут с бабами обходились. Я же вижу, как вы на наших девок пялитесь. Среди убитых нет женщин. Как вы жили без женщин?

— Хммм… Ну, кто как… — уклончиво проговорил пленный, опустив глаза.

— Так, хорош темнить. Гомики, что ли? Я слышал, в Афгане духи держали при себе напарников, трахались другу с другом. И вы что ли?.. — Николай брезгливо поджал губы. При всей его терпимости ко всем проявлением человеческой сущности, он недолюбливал гомиков. Ему было наплевать, что они делают друг с другом, пока они не лезли в его жизнь и не мельтешили перед глаами.

— Я лично не гомик, — ответил со вздохом солдат. — Но были и такие. Майор точно был гомиком, были у него фавориты, или как их там назвать. В общем, это дело поощрялось. Наставничеством называлось. Наставник тебя может иметь, как хочет.

— Типа, дедовщина, или… гомовщина? — хмыкнул Николай.

— Ну да. Типа того. Видно, он эту идею из армии вынес. Те, кто не хотел наставничества, были на плохих должностях, как мы с Валеркой — должны были готовить, убирать, выполнять всю чёрную работу.

— Ну а вы-то как с этим делом справлялись? С Валеркой-то? Ну не хотели вы гомосячить, и что?

— Ну что. Дуньку кулакову гоняли или к фермерам шастали — там есть бабы, вот только нам нечасто перепадало. Я уж и не помню, когда последний раз… Конечно, у нас глаза на ваших девчонок разгорелись, сами понимаете.

— Вы глаза-то поберегите! Девки у нас такие чувствительные — могут и вырвать. Вместе с руками и хренами.

— Да я понял уже, — хмыкнул парень и засмеялся. — Вы не думайте чего плохого — мы верно будем служить и работать, нам тут не особо хорошо было, да только деться некуда — куда мы пойдём? Жить как-то надо. Фермеры нас не берут — своих ртов хватает, да и куда денешься из бригады — поймают, как дезертира отдерут во все дыры, потом грохнут. Было уже такое. Даже вспоминать не хочется…

— А фермеров много в округе?

— Всего семь хозяйств. Майор обложил их налогом, половину продуктов забирал. Но им деваться тоже некуда с своей земли, опять же — жена, дети, а тут такая сила. Он одного фермера разорил и всех в его доме перестрелял, чтобы остальные были податливее — это ещё до меня было, мне рассказывали.

— А ты откуда пришёл к ним? Откуда взялся тут?

— Я в городе жил. Был еще пацаном, когда Волна пришла. Меня унесло, я на доске какой-то плавал долго, потом оказался в лесах, чуть не помер. Попрошайничал у фермеров, потом Майор подобрал. Тут вот и тусуюсь уже несколько лет.

— Я гляжу, ты образованный парень — речь правильная, мысли излагать умеешь… Учился где?