Колян

Он достал из‑за пазухи короткий автомат, снял его с предохранителя, поставил на автоматический огонь, прицелился и дал две очереди по три патрона. Выждал и выдал ещё одну очередь пять патронов. И тут лес как будто взорвался — залп из полутора сотен стволов, плюс автоматические гранатомёты и тяжёлые пулемёты буквально выкосили десятки людей сразу. В этом месиве было непонятно, кто жив, а кто уже нет. Лагерь закрылся чёрным облаком пыли и грязи от взорвавшихся мин.

Николай опять с болью подумал о рабах, которые тоже попали под удар. Основная масса, конечно, была на работах у крепости, но многие были в лагере прислугой. Потом он отогнал все мысли и сосредоточился на мелькании фигур в прицеле.

Толчок в плечо — очередь в три патрона — упал — ещё толчок — два патрона — упал. Упал, упал. Ветку срезало над головой. Перед носом взвились фонтанчики из взметнувшейся земли. Он быстро откатился вбок. Рядом бухнула граната из гранатомёта, левое плечо дёрнуло осколком.

«Дебилы. Какого хрена они по одиночке палят из рпгэшек, им надо было бы огонь на машинах сконцентрировать». Ордынцы как услышали его. Справа рвануло несколько раз — видимо, по машинам садили. Один тяжёлый пулемёт затих, но остальные били так же, страшно и эффективно вычищая территорию лагеря. Николай прикинул — на территории лагеря лежали уже пятьсот трупов, но огонь с той стороны вёлся плотный, патрон не жалели.

«Видно, не только мы арсеналы захватывали, — с тоской подумалось Николаю. — Где подмога из крепости?»

Первый шок у врага прошёл, и ордынцы крепко залегли под прикрытием деревьев и кустов. Автоматические гранатомёты продолжали очередями долбить по лагерю, но эффективность их снизилась — на открытом месте остались одни трупы. Видно, не прошли в крепость парни. Погибли. Он пополз к основной группе, нашёл взводного, отдал распоряжение. Несколько десятков бойцов, прекратив огонь, поползли влево, обходя по дуге лагерь.

«Не успеют! — с досадой подумал Николай — Светает уже!» И действительно — вокруг уже посерело, отчётливо просматривались очертания деревьев, фигуры бойцов. «Через полчаса солнце должно взойти. Порежут наших», — он с яростью врезал по трухлявому стволу дерева перед собой, положил на него ствол автомата, и опять принялся истово палить по фигурам, угадывающемся на противоположной опушке.

Внезапно с тыла огрызающегося очередями врага поднялась мощная пальба. Из леса показались деморализованные мародёры. С фланга по ним ударила группа, ранее посланная Николаем. Пушки с автомашин прямой наводкой били по толпе. Толпа рассеялась, оставив на утоптанной земле лагеря сотни трупов. Разгром был очевиден. Около шестисот–семисот человек ушли, прорвавшись из огневых клещей. Их, конечно, не преследовали — нельзя загонять врага в угол, иначе он будет сопротивляться упорно, истово, борясь за свою жизнь. А так — ушли и ушли… Потом время будет, можно ими заняться.

Бойцы поднялись и осторожно, следя за ранеными, лежащими на земле с оружием в руках, пошли вперёд. Время от времени раздавались выстрелы — добивали тех, кто не бросил оружие. Были и случаи выстрелов по казакам. Такое подавлялось жестоко и сразу — разорванные очередями тела добавились к остальным трупам. Николай передал приказ — патроны экономить, хватит палить почём зря.

Он пошёл к камазам, стоящим на боевых позициях. Во время суматохи, поднятой после убийства вражеского вожака, машины сумели на малых оборотах подобраться на бугорок над лагерем, с которого предварительно разведчики сняли огневые точки врага. Глупо было бы думать, что главенствующая над местностью высота не будет занята — там оказались два пулемёта со всем расчётами. Николай похвалил себя, что заранее подумал об этом. Камазы стояли в ряд, в 20–30 метрах друг от друга. Средний камаз чадил, кабины у него практически не было. Прямое попадание гранаты разнесло передок так, что казалось — вместо кабины был распустившийся цветок из изогнутых лент железа. Все грузовики стояли на дисках — покрышки были разорваны в клочья пулями и осколками.

Орудийные расчёты были живы, но сильно изранены осколками — не только от гранат, но и осколками от броневых листов, закрывавших борта на полтора метра. Двое казаков были контужены, из ушей текла кровь — видимо, их оглушил взрыв гранаты в среднем камазе. Спасло автомашины то, что они встали за пригорком, покрытым кустарником. Обзору с машин это не мешало, тем более, что гранатомёты били навесом по площади, а вот по машинам стрелять было из лагеря труднее. Жалко было автомобили — их берегли для особых случаев, собирали из многих разбитых машин.

«Вот он, особый случай и настал, — думал Николай. — Ещё можно хоть пару восстановить. Печально, что ещё очень нескоро люди опять научатся делать такие машины. Но не до философии и плача — надо посмотреть как там дела у остальных».