Колибри

Сари Йокикокко-Пеннанен пришлось остаться в участке. После обнаружения трупа девушки Вирккунен повесил на нее расследование давешнего случая с девочкой-иммигранткой. «Тут пахнет сверхурочной работой», – подумала она, чертыхнулась и с неохотой позвонила няне; та с еще большей неохотой согласилась остаться с ее детьми еще на час, но ни минутой дольше. Муж Сари был в командировке, а ее мать отдыхала в пансионате для пенсионеров в Эстонии. Обязательно надо успеть домой вовремя. Двое маленьких детей мешали ей с головой уйти в работу, чему Сари, собственно говоря, несказанно радовалась.

Она привычно заполнила извещения о вызове на допрос, распечатала их и подписала, вложила в конверты и оставила в ящике для исходящей почты. Семья Челкин получит извещения уже завтра. Сари посмотрела на часы. Прошло полчаса. Она отправила в полицейский участок города Вантаа просьбу в ближайшее время выйти на связь: ей хотелось лично побеседовать с патрульными, которые были в квартире дядюшки и тетушки Бихар и видели всю ситуацию своими глазами. Кроме того, стоило переговорить лично с теми полицейскими, которые ходили на вызов в квартиру, где находилась девушка. Скорее всего, Эско уже все это сделал, но всегда лучше иметь свое собственное представление о ходе вещей. Сари всегда с трудом удавалось представить себе общую картину только на основании прочтенных отчетов, что, кстати, несколько мешало ее карьере. «Моя слабость, – подумала она. – Моя маленькая слабость, но кто из нас идеален?» Она опять посмотрела на часы. Скоро будет пора уходить. Няня, какой бы находкой она ни была, занервничает, а этого хотелось бы избежать. Отказываться от находок резона нет.

Сари решила поработать дома, как только уложит детей спать; возможно, получится найти прецеденты дел о насилии на почве чести. Это понятие вроде как смутно знакомо по случайным новостям из Швеции, но не более того. Она выключила компьютер и быстро разложила бумаги по двум стопкам – необработанные и для архива. Обе подождут до утра.

«Бедная Анна, – подумала она, закрывая за собой дверь участка и направляясь к автостоянке. – Не самое приятное начало карьеры следователя». Потом она позвонила домой:

– Задержусь еще на десять минут. Давай я в пятницу отпущу тебя на полтора часа раньше?

7

Каково это – явиться на опознание тела собственной дочери?

Этот вопрос подступил неожиданно, когда Анна натягивала в прихожей тренировочный костюм. Поздно. Тело кажется уставшим и неловким. Мысли крутятся в голове, словно маленькие дети в машине после долгой дороги. Опять та самая ситуация: это подступает в моменты слабости, впивается ржавыми крючьями и вытаскивает на поверхность все болезненные воспоминания, которые как будто уже забыты и похоронены навсегда, но которые навечно застряли в закоулках памяти и пребывают с тобой с утра до вечера, из года в год, переезжая из одной квартиры в другую, и никак не хотят отпускать.

Анна потерла глаза, преграждая путь слезам: среди красных точек на сетчатке она увидела ребенка, изнасилованного и искалеченного двуглавым орлом. Это могла быть она, мог быть кто угодно.

Со временем приступы делались все реже. «Панический синдром», – сказала школьная медработница, когда Анна училась в лицее, и посоветовала обратиться к врачу и попринимать какие-нибудь препараты, но Анна не могла вынести и мысли о пилюлях, которые повлияли бы на ее сознание. Вместо этого она начала тренироваться для ежегодного марафона. Сейчас она даже не могла вспомнить, когда в последний раз у нее был такой приступ. Наверное, когда она разорвала отношения, длившиеся целый год, – самые долгие и самые серьезные. Он был полицейским, приятным и вполне себе разумным, одно слово – хороший человек, но у него была одна проблема: он хотел жениться и завести детей. И хотя именно Анна была стороной, пожелавшей разойтись, это ударило ее неожиданно больно. Она даже на какое-то время утратила над собой контроль. Но это тоже была давняя история.

Лежа на полу прихожей, Анна смотрела на горящую лампочку светильника, чтобы та ослепила ее и прогнала орла. Так она провела минут десять, пока не успокоилась. «Не помогает, не помогает, не помогает», – твердила она про себя. Ведь кто-то был готов убить своего ребенка, как этот Пейдар Челкин, и в этом было нечто куда более ужасное, чем просто смерть, нечто чернее черного. На секунду Анна попыталась представить себе, что могло произойти с курдской девочкой, потом с трудом поднялась, села (сил никаких не было), надела кроссовки, выбежала из подъезда на улицу и потрусила в сторону беговой дорожки. Как всегда, как недавно Рийкка. «Маленькая победа», – подумала она.