Колибри

Не вините себя, синьора, не считайте себя виноватой, Вы – жертва, Вам было всего пятнадцать, эта семейка разрушила Вашу жизнь: что, разве не это она тебе говорила?

Брабанти́ – вот как её зовут. Мадам Брабанти́.

Знаешь, я тут подсчитал, и оказалось, что мы расставались чаще, чем сходились, – на один раз, но больше. Клянусь. Так что чисто технически произносить это слово мне нет необходимости, но через час я отвезу тебя в аэропорт, мы обнимемся, а потом я всё-таки тебе его скажу и, кажется, на сей раз возврата не будет:

прощай.

Марко

Быть на слуху (2013)

На то, чтобы снова начать дышать ровно после Ирениной смерти, кое у кого из носивших фамилию Каррера ушли годы, другим же это и вовсе не удалось. Боль разрушила семью, которой они были, а смерть Адели тридцать один год спустя доказала, что распалось и само её ядро: прах Пробо и Летиции развеян над Тирренским морем, Марко и Джакомо не могут даже поговорить друг с другом – куда уж дальше. Впрочем, смерть эта, столь же чудовищная по сути, казалась как-то менее значительной – главным образом потому, что от её последствий страдал лишь Марко, которому пришлось пережить потерю дочери в одиночку, в то время как потерю Ирены переживала – и оказалась не в состоянии пережить – вся семья. Но на помощь пришёл доктор Каррадори, сменивший профиль психоаналитик, и двух его спасительных поступков оказалось достаточно, чтобы Марко выстоял, продолжил жить, пускай и той жизнью, которую сам никогда бы не выбрал.

Первым делом Каррадори взял на себя задачу известить о трагедии мать Адели, свою бывшую пациентку, для чего отправился в клинику в Верхней Баварии, где та проходила лечение; а сообщив эту ужасную новость, смог вернуть её доверие, которым пользовался пятнадцатью годами ранее, растрогать (поскольку болезнь выражалась, в том числе, в проявлении показного безразличия к любым раздражителям) и, главное, соблюсти золотое правило терапии посттравматического стрессового расстройства, предписывающее вызывать у переживших его преобладание взаимной привязанности над любым другим душевным состоянием. Итак, благодаря вмешательству доктора Каррадори Марина и Марко возобновили отношения, которых после расставания не поддерживали. Доктор, разумеется, знал, что подобное вмешательство в жизнь людей, столь близких к психологическому надлому, чревато рисками, но тот факт, что в конечном итоге такой подход, выражаясь не слишком профессиональным языком, сработал, его не удивил: срабатывало на популяциях, пострадавших от крупных стихийных бедствий, – должно сработать и в сравнительно небольших личных трагедиях. Впрочем, для него это тоже стало облегчением, поскольку доказало, что теории, которым он посвятил свою жизнь, всё-таки имеют под собой некоторые основания.

В целом случившееся можно описать так: бывает, трагедия разрывает скрепляющие семью узы, что неотвратимо приводит её к гибели, но если семья уже распалась, та же трагедия может иметь эффект прямо противоположный и сблизить выживших, несмотря на долгие годы ожесточённых сражений, тяжких ранений, отчуждения и пренебрежения. Вспоминается ещё теория о камне, брошенном в воду: на ровной водной глади он вызывает волнение, бурные же воды, напротив, успокаивает.

Таким образом, Марко и Марина снова начали видеться – ради внучки, конечно. Время от времени Марко возил малышку в немецкую клинику и часами просиживал с ней, Мариной и Гретой, Марининой младшей дочерью, в палате или в саду, а иногда даже выводил их прогуляться в близлежащий парк. Злости по отношению к бывшей жене он больше не ощущал – только сочувствие к скромному существованию, которое она влачила, и к положению шакулы, которое разделяла с ним. Эти визиты были для него долгом, который он считал необходимым отдавать, – долгом, стойко и безропотно принятым его дочерью, пока та была жива, и теперь, словно в результате некой противоестественной процедуры наследования, отошедшим к нему.