Колибри

– Я не знаю, сколько стоит моя шкура, но стакан знаменитого лимонада Эбби стоит в любой день тысячу долларов.

– В таком случае, я попробую этот лимонад перед уходом, – сказал Джим Хадсон, улыбаясь Эбби.

– Так я налью вам? – предложила Эбби, чувствуя себя неуютно от их очевидных подшучиваний. – Где вы его выпьете, мистер Хадсон? – спросила она.

– Как насчет вашей веранды, мисс Маккензи? Вы присоединитесь ко мне?

Зачем она сперва посмотрела на Джесси, словно нуждалась в его разрешении сидеть на веранде с другим мужчиной?

– Давай, Эбби, ты заслужила отдых, – сказал он, заметив, как порозовели ее щеки, – эй, Джим, большой остолоп, спасибо за то, что пришел.

Хадсон подошел к кровати, и они пожали друг другу руки, прощаясь. Хадсон сказал Джесси:

– Приводи в порядок свои мощи и возвращайся на дорогу. И не утруждай леди, это приказ!

– Убирайся к черту, пока лимонад не испарился на жаре.

Когда Хадсон и мисс Абигейл выходили из комнаты, Джесси крикнул вслед:

– Последи за своими манерами, Джим. Мисс Абигейл в высшей степени благовоспитанная леди.

Северный конец веранды мисс Абигейл теперь, в полдень, находился в прохладной тени. Хадсон увидел там раскачивающиеся деревянные качели, но жестом пригласил Эбби в противоположный конец, к плетеным стульям. Какие у него прекрасные манеры, подумала она, даже в том, что он предпочел стулья на паляr\щем солнце, вместо качелей в прохладной тени. Он подождал, пока она сядет. Мисс Абигейл заметила, как он поддернул тщательно отутюженные брюки, садясь напротив.

– Полагаю, Джесси был далеко не примерным пациентом, – начал он разговор.

– Он был серьезно ранен, мистер Хадсон, никто не верил, что он выживет. Любому при таких условиях было бы трудно быть примерным пациентом.

Мисс Абигейл не могла понять, почему стала защищать Джесси, так же как и он ее.

– Вам, наверное, пришлось ходить вокруг него на цыпочках, мисс Маккензи, уж я-то знаю Джесси. Вы получите все до последнего пенни. Боюсь, что он не из тех, кто с благодарностью позволяет ухаживать за собой и держать взаперти. Но в своем деле он чертовски хорош, лучший из всех.

– И что же это за дело, мистер Хадсон?

– Железная дорога, конечно.

– Значит, он работает на железную дорогу?

– Да, и прекрасно работает. – Услышав это, мисс Абигейл почувствовала головокружение. Итак, это было правдой. Она чуть не всплеснула руками, но сдержалась.

– Ваша верность делает ему честь, мистер Хадсон, гак как вы производите впечатление уважаемого человека. – Его безупречная элегантность, вежливость, восхищение Джесси Дюфрейном опрокинули представления мисс Абигейл о ее пациенте.

– Мужчины завоевывают уважение по– разному, мисс Маккензи. Если я уважаем, то по другим причинам, нежели Джесси. Даю слово, Джесс Дюфрейн – необработанный драгоценный камень, и на РМР нет человека, который бы с этим не согласился.

– Так что же он сделал, чтобы заслужить такое уважение?

Мисс Абигейл волновалась, не заметил ли Хадсон, как дрожит стакан в ее руке.

– Я слышу недоверие в вашем тоне, мисс Маккензи, и, я думаю, Джесси вряд ли давал вам повод, чтобы подумать о нем хорошо. Я бы оказал ему медвежью услугу, перечислив его достоинства. Вы должны открыть их сами. Если у вас будет возможность посмотреть его фотографии, хорошенько присмотритесь к ним. Вы увидите больше чем простые картинки... вы увидите, что у него в душе.

Забавно, она раньше никогда не думала, что у Джесси есть душа.

– Да, я посмотрю, мистер Хадсон, если когда-нибудь представится возможность.

Он действительнофотограф, подумала она, ощущая стук в висках, настоящий фотограф!

– Джесс был прав, – сказал Джим Хадсон, ставя пустой стакан на плетеный стол между ними. – Этот лимонад стоит тысячи долларов за стакан в любой день, вроде сегодняшнего.

– Я рада, что он понравился вам.

– Если вам что-нибудь понадобится, пока Джесси здесь, скажите только слово, и вы это получите.

– Как великодушно с вашей стороны, сэр.

– Но мое великодушие нельзя сравнить с вашим. До свиданья, мисс Маккензи. Позаботьтесь о нем ради меня.

Говоря это, Джим Хадсон смотрел на входную дверь.

Это последнее необычно сердечное замечание вконец смутило и без того находящуюся в расстройстве чувств мисс Абигейл. Она ожидала, что Джим Хадсон придет к ней и восстановит справедливость, а вместо этого он реабилитировал человека, которого мисс Абигейл не переставала называть «грабителем». Наблюдая за брюками Хадсона, по мере того, как он удалялся по пыльной дороге, мисс Абигейл не переставала вспоминать его откровения о Джесси Камероне – Дюфрейне.

Опять, как будто из ниоткуда, возник припев:

В поезде ехал Джесси Дюфрейн...

Но она не могла стоять на веранде" так долго, надо было идти к нему. Что же она скажет? Ей стало трудно дышать, кровь стучала в висках, сердце бешено билось, нахлынули мучительные воспоминания, как сотни раз она насмехалась над Джесси, считая его грабителем. Она попыталась взять себя в руки, но почувствовала себя еще более слабой и уязвимой. Как бы мог смеяться сам над собой все эти дни, подумала она. И что он думает теперь?