Количество ступенек не имеет значения

Но выдержал на представлении только минут пятнадцать.

А в четверг к нему приехал Игорь:

– Привет, оболтус, собирайся!

С Игорем всегда так: то нету, нету, то появится – и бегом: ехать, пить, говорить. Авария на него нисколько не повлияла, разве что с работы выперли, пока был на больничном, – прислали письмо с извинениями и хорошими пожеланиями.

– Нет так нет, – сказал Игорь по этому поводу. – Жалеть не будем.

– Так ты собираешься? – повторил он, прошёлся по комнате и зачем-то заглянул в шкаф.

– Собираюсь, но куда?

– Знакомиться.

– С кем? – удивился Алексей.

– А тебе не всё равно? Тебя что, жениться заставляют?

– Да вроде нет.

– Ну вот, сам и увидишь. Есть одна – две руки, две ноги. Ничего не сломано. Ну, ты всё?

– Всё.

Приехали они к Игорю домой. Стол уже был накрыт, и около Алексея оказалась небольшого роста девушка с чёрными глазами. Звали её Анжела. Она сбоку всё посматривала на него, посматривала. А Алексей всё ел, ел. И сам подливал себе водку. Кроме питья и еды разговаривали разговоры – обсуждали банковские ссуды, сравнивали Израиль с Америкой и вспоминали Россию – как там, что там. Алексей поднялся и, извинившись, сказал:

– Пора идти.

Анжела тоже встала, они вышли вместе.

– Ты работаешь? – спросил Алексей.

– Пока на курсах, – как-то робко проговорила Анжела и посмотрела на него снизу вверх.

– Ты извини, – Алексей потёр рукой подбородок, – я тебя проводить не смогу – уже поздно, а тебе аж в Неве-Яков.

– Ничего-ничего, – быстро сказала Анжела.

Она села в автобус, и Алексей помахал рукой, увидев, что девушка через стекло всё ещё смотрит на него, медленно поворачивая голову.

С тех пор прошёл примерно месяц. Жизнь текла ровно, спокойно. Алексей ходил на работу – работать, в русское кафе – пить пиво, в литературный кружок – читать рассказы. И слава богу.

Игорь не звонил – пропал опять, а Семён вообще никогда не звонил, это Алексей звонил ему. И вдруг встретил Юлю. Увидел, как, спускаясь по лестнице, она смотрит, и кивнул:

– Привет.

– У меня такие неприятности, – тихо сказала Юля, – такие неприятности…

– Что случилось?

Не ответив, Юля махнула рукой:

– А как у тебя?

Алексей пожал плечами:

– Да и сказать особо нечего – по-разному.

В обед она позвонила. А потом зашла.

– Может, пройдёмся после работы?

Алексей изумлённо посмотрел.

Они пошли в кино, потом направились есть какое-то красивое мороженое.

– Всё хотела сказать тебе, – Юля облизнула ложечку, – ты так хорошо пишешь, в том рассказе мне одно место понравилось – никак не могу забыть.

Алексей улыбнулся – ему стало приятно. Немного погодя он доел своё мороженое и пожаловался:

– Изучал хиромантию, смотрел на руку, сравнивал… Одной линии не хватает. Вот только не пойму какой? Ума или сердца?

– А ну, а ну, – заинтересовалась Юля, – покажи!

Алексей протянул ладонь.

– И действительно, – тихонько сказала, – вот чудеса бывают… Только мне, Лёша, домой пора, уже поздно.

– Я провожу?

– Конечно.

Около дома Юля спросила:

– Зайдёшь?

– У тебя родители, неудобно как-то…

– Родители в Ашкелоне.

Алексей зашёл, выпил кофе, посмотрел семейный альбом, а когда хотел уходить, обнял и поцеловал в сухие губы.

А под утро, белесое мутное утро, не вовремя проснувшись, услышал, как она плачет. Тихо плачет, шмыгая носом и отвернувшись. Алексей встал, оделся, вышел и, осторожно закрыв за собой дверь, стал спускаться вниз по ступенькам этого молчащего дома.

Чуть приволакивая левую ногу.

Отчего. Так. Тает. Сердце

Он встречался с ней поздно вечером, чтобы не видеть ее лица. Целовал, потом трогал слабые груди, и она защищалась понарошку.

– Не приставай, – угрожала, – а то я тебе пощёчину дам…

Пара садилась, и девушка, осторожно вытягиваясь на скамейке, клала свою голову мужчине на колени. Тут небо начинало сыпать звезды вниз, затихали шаги прохожих, и вся сегодняшняя ночь собиралась в ее глаза.

– Вот, хочу выучить английский, – вдруг говорил он.

– И я.

– Люблю читать Булгакова.

– И я.

– А что ты делаешь? – спрашивал он.

– Работаю. Иногда до девяти часов сидим. Я раньше в магазине работала, потом эта мастерская открылась.

– Хоть сверхурочные платят?

– Платят. Но так устаю.

– Ты была замужем?

– Была.

– Разошлась?

– Разошлась.

– А почему?

– Не тот человек.

Он опять трогал груди, а она, позволив, просила:

– Давай поговорим, ну давай… Неужели только это?

Нет. Не только это. Утром, пряча догорающий взгляд, он отвозил ее домой, в машине договаривался о встрече, и она, принимая за правду, важно думала – когда.

В промёрзшем переполненном автобусе, беспомощными тоненькими ладонями-стёклами закрывшемся от холода распахнутой зимы, пацан с худым, смурным лицом стоял, тесно прижимаясь сзади к одной с очень мягким округлым под хлипким пальто, и при скользящих по вечной гололедице поворотах ещё больше наваливался, прилипая. Но вот на одной из остановок она резко повернулась и, посмотрев неожиданно смеющимися, приглашающими глазами, шагнула, прорвавшись сквозь шубы, наружу, в темноту и вьюгу зимы, и опять посмотрела: ну же!

Но он трусливо закрылся, и двери закрылись. Женщина, оставшись, махнула вслед.