Колючая Арктика

— "Не кажется ли тебе, что ты похож на поэта-домоседа, который сочиняет стихи о трелях весеннего ручья, слушая журчание унитаза?"

И я ему, Иван Иваныч, с полной ответственностью отвечаю:

"Я хожу на Первый ручей по зову сердца. Слышу здесь шорохи детства и счастливый смех юности. Здесь ко мне приходит то не выразимое словами состояние души, которое принято называть вдохновением. Гляжу на два упрямых дерева, вцепившиеся корнями в осыпающую землю на самом краю обрыва, учусь у них мужеству. В юности я тоже думал о путешествиях в дальние страны, но, случайно оказавшись однажды на этом косогоре, вдруг понял, что отсюда можно увидеть мир, конечно, если очень хочешь его увидеть. Оставив родину, я буду похож на дерево без корней, которое быстро теряет не только листву, но и ветки, становится гладким, как бревно"…

И тот москвич в оленьей шкуре задает мне последний вопрос. А. может, и не последний:

"Ведь может до чертиков надоесть и Первый ручей, и небо над ним, и сам воздух!.. Первый ручей — не бездонный колодец, из которого можно всю жизнь черпать сюжеты!"..

Что бы вы ответили ему, Иван Иваныч?

— Честное слово, не знаю. Могу же я позволить себе что-нибудь не знать?!

— Можете. Вы — начальство! А я ответил ему:

"Здесь я встречаюсь с людьми, сталкиваюсь с их характерами, с событиями, которые ведомы только мне. Это — герои моих книг. Настоящих и будущих. Я с ними беседую, спорю, советуюсь, а порой, когда они выходят из-под моего контроля и начинают диктовать свои поступки и действия, ругаюсь… Иногда приходится мириться с их своенравием. Не отдел же кадров посылает мне этих людей! Я сам создаю их в своем воображении, глядя на мир с высоты Первого ручья."..

Что вы молчите, Иван Иванович.

— Неплохо, Семен, совсем даже не плохо. Что-нибудь придумаем с твоею новеллой. Неси в редакцию.

— Принесу, Иван Иваныч. А чего вы мне звонили?

— Я звонил?! Есть у меня время, чтобы звонить! Ах, да! Тебе известно, что приезжает этот Фу… Фу… Чертовщина какая-то, памяти совсем не стало! Приезжает очень даже известный писатель. Из Канады.

— Фарли Моуэт, — подсказал Курилов.

— Он самый. Значит, предупредили? И что он будет делать в Черском?

— То, что делали писатели и до него. Водку пить, строганиной закусывать.

— Это я и без тебя знаю!

Курилов расхохотался. Веселый человек этот Великий Юкагир. Веселый человек с большим, но больным сердцем.

— Семен! Тут у меня на проводе висит еще один писатель. Крымско-колымский! Кучаев его фамилия! Тот самый, с которым ты в моем кабинете и в мое отсутствие коньячные чаи попиваешь!.. Знаком тебе такой человек?

— А, как же, знаю! — хохотнул Курилов. — "Войну и мир" написал. "Мертвые души" и эту… как ее?!. Запамятовал?..

— "Последний из могикан", — подсказал Кучаев, показывая, что он внимательно следит за разговором.

— Наконец-то объявился еще один классик!.. А я-то себе думаю, кто это сопит в две дырочки, аж трубка раскаливается! Оказывается, он, — Максим Кучаев!.. С кем, с кем, а с Кучаевым мы в тундре не разойдемся! Одна тундра на двоих- это мало!

— С тобою не соскучишься, Семен. Между прочим, в отличие от тебя, Великого и непревзойденного Юкагира, Максим Леонидович, и зарисовку сочинит, и статью, и информацию…

— Сдаюсь, сдаюсь, Иван Иваныч! Надеюсь, мы с вами скоро будем читать полное собрание информаций в тридцати двух томах не менее великого, чем я, Максима Кучаева?

— И я верю, Семен, настанет такое время. А сейчас, работничек "Колымской правды", вместе с Кучаевым двинешься в тундру — выписываю командировку. Мало ли что не хочешь, надо! Сколько времени пробудут гости в Черском? Тебе говорили?

— До попутного борта на Колымское. Вы прозондируйте почву у авиаторов, когда ближайший рейс?

Редактор бросил взгляд на письменный стол — там у него лежало расписание движения пассажирских самолетов Колымо-Индигирской авиалинии. Ни завтра, ни послезавтра рейсов не предвиделось. На Колымское пассажирские самолеты вообще редко летают.

— Спасибо за подсказку, Семен, постараюсь что-нибудь придумать. Посодействую, чтобы Фарли с компанией не долго находился в Черском. Нужна им тундра?!.Они ее получат не задерживаясь! А ты, Семен, готовься в командировку — я потом тебе перезвоню. Перезвоню, перезвоню, — сам себя передразнил редактор, — ты хоть изредка показывайся в редакции!.. Сегодня Фарли Моуэт приедет, а завтра сам великий Эрнст Хемингуэй пожалует… Великого великий должен встречать.

Курилов вздохнул.

— Хемингуэй уже не пожалует. К сожалению. Он метко умел стрелять и в себя не промахнулся. Великие находят великий выход…

— Ладно, Семен, не расстраивайся… А Хем, между прочим, великолепные корреспонденции мог писать. До встречи!..

Редактор и Максим Кучаев положили трубки, но Перевеслов ее тут же вновь поднял. На этот раз автоматика сработала безукоризненно, словно испугавшись разноса и газете.

— Правление совхоза "Нижнеколымский"?