Колючая Арктика

Правление совхоза находилось в Черском, а само огромное хозяйство раскинулось в Олеринской, Халларчикской и Алазейской тундрах, а оленьи стада, передвигаясь и выедая ягель, достигали к концу зимы побережья Северного Ледовитого океана.

— Мне, девушка, директора. Сайвасов у себя?

— Кто спрашивает?

— Перевеслов.

— Соединяю, Иван Иваиыч!

Редактор созванивался сегодня с Сайвасоаым, уточняя цифры в статье главного зоотехника, поэтому и начал разговор без обычного предисловия и вежливых приветствий.

— Валентин Борисович! У тебя борт на эту неделю в Колымское заказан?

— А как же! Грузовые «ЛИ». Балки повезут. По четыре рейса каждый день.

— Надо будет подкинуть в тундру несколько человек.

— Сколько килограммов? — деловито осведомился директор.

— Что?! Ах, да! Черт знает, сколько в них будет килограммов! Бери по среднему. Если в человеке семьдесят килограммов, то… Полтонны зарезервируй на всякий случай!

— Хорошо, — согласился Сайвосов, — надо так надо, с прессой не спорят. Две балки прядется сбросить. Или — три?

Каждый грузовой «ЛИ» тащил в поселок по шесть балок для строительства двухэтажных домов. Теперь один самолет на половину придется разгрузить в Черском.

— Валентин Борисович, один — иностранец. Автор многих интересных книг. Защитник эскимосов Фарли Моуэт. Не слыхал?.. Может, высвободим весь самолет? Подумай?

— Думай сам, Никаких отдельных самолетов! Эта авиация и так в копеечку влетает! Дома в Андрюшкино и Колымском, считай, из золота выстроены!.. Будь здоров, Иван Иваныч! Низкий поклон с персональным приветом твоим гостям!..

Редактор осторожно положил трубку и тяжко вздохнул, как после огромной проделанной физической работы.

Кажется, все стало на свои места.

— Максим Леонидович, значит, вы с Великим Юкагиром встретите борт из Якутска, пошастаете мал-по-малу по Черскому — завтрак без вина и водки! — загружаетесь вместо бревен и… в тундру!

Ясно?.. И… это, откройте блокнот… Фарли — гость, а вы не гости, прошу об этом не забывать. Из тундры привезете… Записывайте! Записывайте! Несколько интервью с бригадирами оленеводческих бригад и один материал в рубрику "Пьянству — бой!"

О Фарли Моуэте?.. Потом пошлем материал в Канаду. Пусть его там пропесочат! Будет знать как пить русскую водку!

— Шуточки у вас, Максим Леонидович, прямо скажем, юкагирские. Там, в тундре, и без гостей есть кому пить!.. А Великого Юкагира, Максим Леонидович, могли бы и поберечь. Думаете, не знаю, что вы в моем кабинете открыли филиал ресторана "Огни Колымы"?.. Понимаю, Великий Юкагир слаб к этому делу, — редактор щелкнул себя по кадыку, — но вы-то другой закалки…

ГАРАНИНСКИЕ ЖЕНЩИНЫ

Свет в квартире выключен, но луна высвечивает красивую импортную мебель — копейка к копейке, пять тысяч пришлось выложить Насиме Нуршиной за неё! — хрустальную люстру, стоимостью в полторы тысячи, украшения из золота и брилликов, небрежно сложенные в хрустальную массивную пепельницу, ковры бешенной цены и прочие атрибуты человеческого тщеславия и алчности… Что, что, а денежки в этой квартире водились!

Луна высвечивает двух человек — мужчину и женщину — на мягкой, широкой тахте. Голых. Срамных…

Вот написал «срамных» и тут же спохватился — что может быть прекрасней нагого человеческого тела!?. Если тело то молодо и красиво!

Это во мне говорит человек вчерашнего дня и до сих пор продолжающего жить во дне вчерашнем… Так что, делайте поправку на мой возраст и на день сегодняшний!..

Голых! Срамных! Довольных! Только уставших друг от друга, от неистовой пляски любви.

Молчит Насима Нуршина, молчит Сергей Гаранин. И перед гаранинскими глазами — автомобиль. Помешался он на нём, что ли?!.

Сергей Гаранин понимал, что другой такой случай, купить — без всяких очередей! — машину, вряд ли представиться. Местные водилы не припомнят, чтобы за перевыполнение плана премировали внеочередной покупкой автомобиля.

Можно, конечно, и подождать несколько лет, поднакопить денежек и стать в общую очередь…Нет! Общая очередь не для него! Общая очередь — это годы утомительного ожидания. А, чтобы спрессовать время, убыстрить прохождение очереди, необходимо переплачивать, отдавать свои, горбом нажитые денежки различным маклерам, подвизающимся в больших города при ненавязчивом сервисе, дельцам, присосавшимся, как пиявка к телу, к всемирному прогрессу и к паюсной икре.

Насима прижимается к Сергею Гаранину, Насима вжимается в Сергея Гаранина…Что бы там ни говорили, какими бы словами на называли Насиму, но тело её прекрасно. Обладать такой женщиной — себя уважать!

— Насима!

— Что, милый ты мой? Что, родненький? Что, славненький?

— Ты пошла бы за меня замуж?

Голова Насимы приподнимается, опираясь подбородком в ладонь. Её ещё влажные, но уже настороженные глаза, смотрят в подсвеченные луною глаза любовника.

— А зачем тебе это нужно?

— Ну, допустим, я тебя люблю.

— Врёшь, родненький мой. Врёшь, золотко моё…Неинтересно тебе тогда со мною будет. С мужем я во французскую любовь не играю.

Сергей Гаранин хмурится.

— Нет, ты ответь, Насима, я…я серьёзно?