Сколько можно повторять, что если хочу выжить в этом отвратительном мире, построенном преступниками, то должна очень аккуратно раздавать такие чувства, как жалость, привязанность и доверие.
Поправила выбившийся локон и случайно задела пострадавшее ухо. Вспыхнула острая боль, и я сцепила зубы, пытаясь сдержать стон. Даже не трогая его, я ощущала, как сильно оно опухло. Было страшно представить, как его изуродовали. Гадкий мутант! Подавила следующий, готовый вырваться протяжный стон.
– Ей нужно обработать ухо, – заметил Ликх, кивая в мою сторону.
– Займись, – коротко бросил Маквел, все так же не выходя из глубокой задумчивости.
Из небольшой кожаной сумки Ликх достал тряпичный сверток. Похлопав ладонью по лавке, подозвал меня к себе. Отказываться не стала. Я не в том положении, чтобы пренебрегать помощью, даже если она исходит от неприятного мне человека. Молча села и, убрав волосы, предоставила ему свободный доступ к моему многострадальному уху.
Ликх слегка присвистнул.
– Да уж, прежним твое ушко точно не будет. Надо зашить, чтобы срослось, а то останутся болтаться две половины.
И он весело хмыкнул. А мне было не до смеха. Я с сомнением разглядывала грубые иглы и тонкие нити, лежавшие в свертке. Уверенными и быстрыми движениями он обработал все прозрачной слизью и вдел нить. Мокрой тряпкой снял запекшуюся кровь и бодро спросил:
– Готова?
Конечно, нет! Как можно быть готовой к тому, что тебя будут вживую зашивать? Духу не хватило даже кивнуть утвердительно.
– Молчание – знак согласия. И постарайся не орать. Сделаю пару стежков и все.
Я, честно, не хотела кричать, но, когда острая игла вонзилась в мочку уха, дернулась и заорала. Ликх даже не дрогнул – резко протянул нить и сделал еще один стежок. Чтобы не вопить, я закусила рукавицу и тихонько постанывала.