— Это было, конечно… феерично. Но нет. Не было такого, чтобы меня по башке шарахнуло, и я прозрел. Я всегда это знал, только не осознавал. Как не задумывался о том, что дышу.
Малика хмыкнула и отпустила его ладонь, чтобы потянуться за кружкой. Отпила несколько глотков, поглядывая на руку Кирилла. Его пальцы подкрадывались к другой пока ещё не обласканной коленке, подцепили подол и скользнули чуть выше. Вслед за прикосновением её кожа покрывалась мурашками и по телу разливалась вибрирующая истома. После того, что было в грозу, эти несмелые осторожные прикосновения выглядели робкими и стыдливыми.
Сумерки, заклубились за стеклом и наполнили воздух серостью. В комнате стало ещё темней, но ни Кирилл, ни Малика не включили свет, замерли на подоконнике неясными силуэтами.
— Прочти мне стихотворение, — попросила Малика.
— Какое? — откликнулся Кирилл, всё еще раздумывая, как бы признаться в любви.
— Тили-тили, трали-вали, — отшутилась Малика, — сам реши какое.
Кирилл задумался всего на мгновенье. Не прекращая ласково гладить коленку Малики, начал читать стихотворение, написанное накануне ночью:
Он поймал взгляд Малики и улыбнулся. Озвучив признание, посмотрел открыто и бесстрашно, хотя от волнения сдавило горло, и следующие строки прозвучали гораздо тише, почти шепотом:
— Эдька?
— Что?
— Я тебя люблю.
[1] Стихотворене Анастасии Сизиковой.
Конец