В институте Малику вдруг обуяло желание проглатывать все знания, которые можно было вытрясти из преподавателей и откопать в библиотеке. У Кирилла с учёбой дела обстояли не так безоблачно. Как только открылся сезон гребли, он стал пропадать на ежедневных тренировках и соревнованиях, пропуская иногда целые недели. Договариваться с педагогами не умел и не желал, готовился к семинарам на бегу. Пока его выручала природная сообразительность и неплохой багаж знаний, припасённый ещё в школе. Поначалу в роли отстающего он чувствовал себя неловко, постепенно привык, но окончательно не смирился. Как только на горизонте замаячила сессия, Кирилл оброс учебниками и ночами корпел над книгами, чтобы не расстроить своих женщин отчислением.
Очарованные необычными глазами преподавательницы почти без проблем ставили удовлетворительную отметку, с мужчинами этот номер не прокатывал, приходилось готовиться ночью и выкручиваться, пересказывая одну и ту же мысль разными словами.
Малика волновалась больше Кирилла, переписывала лекции у его более сознательных однокурсников и, принося на тренировки, зачитывала вслух. Надеялась, что в памяти отпечатаются хотя бы обрывки фраз.
Воскресное утро обещало временную передышку от занятий, но от зубрёжки не освобождало. Проснувшись без будильника, Малика почистила зубы, умылась, собрала волосы в высокий хвост и выбежала из комнаты, не потревожив соседок. На ходу застегнула новые джинсы, купленные по настоянию Кирилла, кроссовки зашнуровала уже на ступенях общежития. Здание размеренно дышало, досматривая предрассветные грёзы, в коридорах звенела пустота — редкое явление для студенческого улья.
По пути Малика забежала в пекарню, наелась вкусных запахов и купила два пирожка с повидлом. Подумав, взяла ещё парочку. Один достанется ей, остальные — Кириллу. Вряд ли он наестся, но на большее не хватило денег. От стипендии остались жалкие крохи, а следующую ждать почти неделю. Обычно деньги расходились на всякую мелочёвку и проезд, продукты покупал Кирилл. Да и не хватило бы обычной стипендии, чтобы его прокормить. Он превратился в комбинат по поглощению пищи, ел столько, что на средства, уходящие на его рацион, можно было месяц содержать школьную столовую. И, естественно, на его боках ничего не откладывалось, эта вселенская несправедливость угнетала Малику больше всего.
У дверей квартиры она чуть замешкалась, перекладывая книги с одной руки в другую, и чуть не получила по носу открывшейся дверью.
Зина оглядела Малику свысока, рост позволял ей проделывать этот трюк почти со всеми.
— Доброе утро, — проворчала она совсем не по-доброму.
Малика сжала губы, борясь с желанием сказать какую-нибудь гадость. Теперь она не испытывала к этой особе ни жалости, ни сочувствия. После празднования Дня святого Валентина Зина вела себя нагло и вызывающе, будто чувствовала власть над Кириллом. Он и не пытался её разубеждать, позволял приходить регулярно, но виделись они только в пределах его квартиры, точнее, спальни. На людях больше не строили из себя парочку, в этот раз Кирилл выставил границы чётко, заранее развеял иллюзии относительно нормальных отношений.
Малика захлопнула входную дверь и сразу же направилась на кухню. Она слышала, как Кирилл возится в ванной: принимая душ, он читал стихи, потом громко чистил зубы, издавая звуки, приближённые к клокотанию вулкана. На кухню пришёл только спустя пятнадцать минут в пижамных штанах, подаренных Маликой, розовых с белыми пуделями.
Пирожки унюхал сразу.
— Кирюха, ты как раз вовремя.
Малика отодвинула выпечку и поставила перед ним сковороду с яичницей из шести яиц, с помидорами и кусочками сала.
— Когда ты уже наешься?
Кирилл похлопал себя по плоскому рельефному животу.
— Растущему организму требуется топливо.
Он сел на край стола и принялся за яичницу. Малика налила чай, взяла пирожок и устроилась на подоконнике.
— Жена тебя не прокормит. В какой-то момент решит: радости от тебя меньше, чем хлопот, и выгонит к чёртовой матери.
Кирилл отложил вилку и принялся за десерт.
— Радости от меня ого-го сколько!
Малика скривилась, припомнив утреннюю встречу с Зиной.
— Хватит уже, — став предельно серьезной, начала она, — хватит её использовать как секс-игрушку. Это свинство на тебя не похоже.
Кирилл сделал пару глотков и только потом ответил:
— Я в такой же ситуации, как она. Мы обоюдно используем друг друга.
Малика вскочила с подоконника и встала перед Кириллом, сверкая глазами.
— Кого-то другого я могла бы представить в этой роли, но не тебя. — Видя, что он открыл рот, готовясь возразить, и даже привстал, нажала на его плечо, усадив обратно. — Это грязно и мерзко. Марина никогда не полюбит тебя такого.
Кирилл какое-то время молчал, откусил от пирожка огромный кусок и мрачно жевал, будто отравленный поролон.
Малика собрала со стола посуду и принялась мыть. Добравшись до последней грязной кружки, наконец услышала его голос:
— Марине я не нужен. А Зине нужен даже такой: мерзкий и грязный.