Колючка и стихоплёт

Малика приблизилась к Кириллу и замерла в шаге от него, ожидая, когда он повернётся. Он натянул футболку на влажное тело, помучавшись с завернувшимся над лопатками краем, застегнул молнию на джинсах и только потом обернулся. Приблизился вплотную и удивлённо присвистнул.

— Кирюха, ты опять дралась? — Он осторожно прикоснулся к её разбитой губе.

Малика кивнула и, расстегнув молнию, спустила влажную куртку до локтей. На кофте в районе плеча отчетливо проступали красные пятна, она поморщилась, наконец ощутив боль и запоздалый страх.

— Друзья Танечки решили со мной побеседовать.

Кирилл снял с неё грязную промокшую насквозь куртку, следом за ней и кофту. Малика осталась в спортивном топе, но не смутилась.

Он оглядел плечо Малики и покачал головой.

— Синяк будет огромный, — бережно, почти ласково, стараясь не потревожить больное плечо, он накинул на Малику свою толстовку и застегнул молнию. — Что произошло?

Она тяжело вздохнула и неожиданно обняла Кирилла. Он нежно погладил её по щеке, расправил влажные пряди волос и поцеловал в макушку. Колючка, как ни странно, на время утратила ершистость и не сопротивлялась.

— Не знаю. Они говорили о каком-то кулоне. Будто я у Танечки украла. Бред, в общем. Я ничего не брала.

— Похоже, завтра беседовать придётся мне.

Малика отстранилась.

— Не вмешивайся. Я первая на них накинулась. Не сдержалась.

— Это не конец, Кирюха. С этими обвинениями нужно разобраться, хочешь ты этого или нет.

10.4.

Кирилл оказался прав. Через два дня Малику вызвали к директору. Она недоумевала и терялась в догадках. Обычно причина директорского гнева не была тайной, Малика знала, за что придётся оправдываться и краснеть. Но не в этот раз. Не могли же драчуны нажаловаться на неё, сами же затеяли разборки, к тому же за пределами школы.

Едва Малика переступила порог кабинета, как на неё набросилась мама Танечки.

— Вот она, уголовница малолетняя! А я предупреждала, что добром это не закончится.

Сама Танечка сидела чуть в стороне, выглядела подавленной и немного виноватой. История с кулоном разворачивалась не совсем так, как она ожидала. Несколько дней назад, вернувшись из школы, Танечка не нащупала на шее любимую подвеску в виде раскрывающегося сердечка. Вспомнила, что последний раз видела его в раздевалке перед физкультурой. На уроке Малика попала ей в голову мячом и откровенно злорадствовала, обзывая криворукой. Следующим предметом в расписании стояла литература, и переодеваться пришлось в жуткой спешке: учительница карала опоздавших вызовом к доске. Ну а дома Танечка поняла, что её любимый кулон пропал. Виновной, естественно, назначила ненавистную Колючку. Малику она боялась, поэтому для проведения душевной беседы прибегла к помощи знакомых из параллельного класса.

На следующий день она узнала, что запугивание обернулось дракой, и разозлилась ещё больше. Рассказала маме о преступлении Малики, расписав криминальную натуру одноклассницы в самых мрачных красках. Роль судьи пришлась Танечке по душе, она воодушевилась и предложила матери наведаться к директору. Утром перед крестовым походом она надевала свитер, который носила в день исчезновения кулона, и обнаружила свою пропажу. Сердечко зацепилось за ажурное плетение воротника.

Недолгие три секунды ей было стыдно за свою ошибку и клевету, но Танечка решила не отступать. В противном случае в невыгодном свете представала она сама: оболгала Малику, натравила на неё ребят и разнесла по всей школе новость о воровстве. Пришлось идти до конца.

Директор смерил нарушительницу холодным взглядом.

— Ты ничего не хочешь рассказать?

Малика пожала плечами.

— Я даже не знаю, почему меня вызвали.

— Значит так, я не хочу предавать твой поступок широкой огласке. Милицию вызывать не будем, если ты вернёшь Кузякиной кулон и попросишь прощения.

Сан Саныч мгновенно вскипела:

— Как это не предавать огласке? Это ведь не первый случай воровства. По ней колония плачет! Помяните моё слово: если вы сейчас её не приструните, дальше будет только хуже.

Малика не успела ответить, в кабинет ворвался взъерошенный запыхавшийся Пётр Петрович. Быстро оглядел собравшуюся компанию и занял место рядом с Колючкой.

— Почему меня не предупредили? А отцу Малики позвонили? Мать Кузякиной здесь, а его нет.

Директор устало вздохнул.

— Отцу Рейтерн звонили. Не берёт трубку. Ваша ученица украла дорогое ювелирное украшение у одноклассницы. Отказывается возвращать и вообще не признаёт факт воровства.

Малика вышла вперёд.

— Не брала я чёртов кулон! Зачем он мне нужен? Если вы не заметили, я вообще не ношу украшения.

Кузякина-старшая окинула её брезгливым взглядом.

— Может, потому и украла, что у тебя ничего нет, а очень хотелось. Все знают, как ты завидуешь моей дочери.

Малика развернулась к женщине и презрительно вскинула голову.

— Кому завидую? Тупорылой злобной выдре?

Малика ещё не закончила фразу, а уже услышала мученический стон классного руководителя, он не раз говорил, что язык её главный враг.

Сан Саныч опешила от откровенного оскорбления и, бросив красноречивый взгляд на директора, трагично произнесла: