Колючка

– Пройдемте на ужин, – говорит король, жестом веля слугам распахнуть двери в столовую.

Кестрин предлагает мне руку, и я ловлю себя на том, что беру ее. Странный получается спектакль, будто мы едва виделись раньше, да и то лишь при дворе.

За едой я сижу подле короля, Кестрин напротив меня, а рядом Мелькиор. К счастью, лорды фейри устроились дальше, и верин Гаррин вместе с ними. Встретив мой взгляд, он мгновение выжидает, будто взвешивая его, потом склоняет голову. Еще одни взаимоотношения, в которых надо будет тщательно разбираться.

Я поднимаю глаза вверх и вижу широкую полосу деревянной резьбы на стыке стены и потолка. Кестрин замечает мой испытующий взгляд и виновато улыбается.

Король задает лишь несколько вопросов, но они довольно значимы, так что отвечаю я вдумчиво. Что я узнала о его городе, живя вне дворца? Хорошо ли со мной обращались? Не буду ли я против повременить со свадьбой до прежде назначенного дня, что наступит примерно через месяц?

Остальной вечер я поддерживаю дружескую беседу с Мелькиором, расспрашивая его о семье и возвращаясь к тому, что обсуждалось на его приеме. Красного Сокола или Виолу не упоминаю. Слишком рано на такое отваживаться.

Когда все готовы расходиться, Кестрин огибает стол и снова предлагает мне руку, чтобы сопроводить из столовой следом за отцом. Мы выходим из смежного зала, и он жестом отсылает прислугу. Я любопытно кошусь на него, но не возражаю, и мы уходим одни.

Он ведет меня на мраморную площадь с танцующим фонтаном в середине. Я убираю руку из-под его локтя и опускаюсь на каменную скамью. Кестрин садится рядом, смотрит на меня исподтишка. Я молчу, поглощенная игрой лунного света в воде.

– Вериана, – мягко говорит Кестрин, – как вы?

Странный вопрос, ни капли не светский, хоть и звучит привычно.

– Мы оба здесь, не так ли? – спрашиваю я в ответ.

– Три дня прошло.

– Да.

За это время рука у меня подлечилась и больше не требует перевязи, а раны на груди почти затянулись, так что каждый вдох отдается лишь шепотом боли.

Сколько же нужно было приходить в себя Кестрину? Наверное, его раны глубже, вырезанные в душе, а не на теле. В лунном свете его лицо кажется все еще каменным. Только волосы, гладкие и блестящие, смягчают облик.

– Вы и правда Ветер? – спрашиваю я, хоть и знаю ответ.

– Да. – Он проводит рукой по волосам. – Я все придумывал, как расскажу вам и что буду делать. Так глупо. – Слова сочатся презрением.

– По-детски, – бестактно поправляю я, но он лишь смеется.

Я смотрю на него и вспоминаю, как волновалась из-за помолвки, как даже мать не находила для нее причин. Теперь у меня есть предположение, и все же я не могу не задать вопрос:

– Почему вы захотели жениться на мне?

– Спрашиваете?

Я не отвечаю.

Кестрин кусает губу, потом говорит:

– Когда я впервые нашел вас, я был объезжающим свой дар новичком, а вы – девочкой, что спряталась от брата в лесу. Я не мог отказать себе в том, чтобы возвращаться и проведывать вас, а отец научил меня посылать вам с Ветром слова. Я ждал ваших рассказов. Я хотел спасти вас от брата. А больше всего этого – мечтал увидеть вас собственными глазами. – Он стискивает ладони. – Когда пришло время выбирать жену, я знал, что ею должны стать вы.

– А я не представляла, кто вы такой.

Маленькое предательство. Между нами столько всего намного более значительного, и все же это кажется самым глубоким.

– Понимаю. Простите.

Я вожу пальцами по вышитому узору вдоль края туники, пробегаюсь по идеальным стежкам.

– Вы слышали приговор Валки?

– Слышал.

Я жду, но больше он ничего не говорит.

– Все предатели так умирают?

– Обычно изменников казнят через повешенье. Тело оставляют висеть месяц, чтобы его клевали вороны и размывали в гниль дожди, потом сбрасывают в яму и забывают.

– И почему ее надо мучить перед смертью?

Кестрин трет подбородок.

– Убийц вашей подруги казнил Красный Сокол, не так ли?

– Да, – признаю я.

– По вашей просьбе?

Я внимательно смотрю на него, взвешивая опасность.

– По моей.

– Я так и думал. – Он потерянно молчит. – Знайте, что я пытался.

– Знаю, – честно отвечаю я. – Но приходившие стражники даже не поговорили с теми, кто ее нашел. Чем дольше тянули бы, тем более вероятно, что никого бы не поймали. И… я слишком поздно поняла, что Красный Сокол обратит их смерти в насмешку над королем. Простите.

Он качает головой:

– У вас умер друг. Я не смею осуждать предпринятые вами шаги. Однако, к слову о правосудии, вспомните, что перед казнью тех людей высекли. Почему вы согласились на такие «мучения» перед их смертями?

Я пытаюсь сглотнуть, но во рту пересохло.

– Я не… – начинаю и тут же замолкаю.

Кестрин пристально смотрит на меня.

Я слышу голос Красного Сокола, говорящего о наказании плетьми: чтобы казнь не была слишком легкой. Я ни на миг не задумалась об этом дополнении к каре. Они мучили другого человека, и я желала им того же. И не было места милосердию в правосудии, которого я искала.

– Я не подумала, – говорю шепотом.

– Они стали тем, что может отпугнуть других от подобных выходок. Здесь речь о том же. Серьезному преступлению – суровое наказание.