Колкая малина. Книга вторая

Город грешен и далёк от рая,
А на ступеньках перехода с площади в музей
Сидела женщина в лохмотьях и босая,
Она просила хлеба накормить детей.

А все мимо проходили, словно наваждение

Из проклятий, наставлений и просто матерков,
Со всей отравой, что с самого рождения
Вкушает каждый житель городов.

Одна женщина крестилась и плевала,

И по дереву панически стучала.
А бездетная, по-видимому, пара
Её просто шлюхой обозвала.

От каждого свои претензии звучали.

Детям говорили – такая Родину предаст,
А в протянутую руку даже грошика не дали,
Наверное, репутацию боялись запятнать.

Он не бывал в блокадном Ленинграде,

И не пришлось ему на зонах голодать;
Он просто к жизни относился как к награде,
И попросил за всех: «Прости нас, мать».

И случилось то, что назовётся чудом:

Рваньё вдруг превратилось в Благостную весть.
Она была Архангелом, присланным оттуда,
И, возносясь, он вострубил: «Надежда ещё есть».

Вместе

Я видел миражи, и был гоним не раз,
Перед закрытыми дверями постоял.
На меня пытались даже делать сглаз:
Я всегда кому-нибудь мешал.

Когда двери всё же открывали,

То старались делать добрые глаза,
Которыми до нитки раздевали,
Пытаясь выведать – со мной ещё душа?

А мы болели вместе и вместе голодали,

Прошли дороги искушений и сомненья.
Нас убивали, а мы опять вставали
Во славу своего предназначенья.

Если в вашу душу сумели наплевать,

Она всегда подскажет, как надо поступить:
На что надо ответить, а что надо простить,
И как промеж людей зло остановить.

Пусть вашими устами говорит душа,

Ведь она не только вместилище утрат;
За неё не прекращается война,
Она – небесной волей присланный солдат.

Мы с ней в объятиях друг друга согревали,

И она умела так красиво петь,
Что смоковницы в пустынях расцветали
И спешили в нужный срок дозреть.

Данность