Колкая малина. Книга вторая

Героев истребят, останутся надежды,
Ведь все реки на земле смотрят в облака.
Ты когда-то примерял не свои одежды,
Рискуя безвозвратно потерять себя.

А теперь целуешь порушенные стены,

Надеясь что-нибудь из памяти изъять,
А там кривляются твои же манекены
И что-то нехорошее пытаются сказать.

Тени прошлого, как грязные ботинки,

Отстояли своё право всегда быть на виду.
И сколько бы ни скушал сладенькой малинки,
Всегда останешься с привкусом во рту.

Вспомни, как безвольно ты шёл на поводу,

Как идолов к себе пустил в учителя,
И страхом плакать по распятому Христу,
Как плетью, отгонял святое от себя.

Менялись на престоле верховные правители,

Как в банке пауки друг друга пожирая,
Но меня не бросили небесные целители,
Благовестием душу промывая.

Героев истребят, отшепчется молва,

Триумфально новые правители придут,
А мне пускай достанется лишь мира красота,
Если все мои раскаяния зачтут.

Забыть и потерять

Мы, бывает, в повседневности теряем
Ключи, кошёлки, деньги и зонты.
Ну, и конечно, ничего потом не знаем,
С кем они по жизни побрели.

А вот то, что забывается, часто возвращается,

Если чудом вспомнить, где забыл.
Но бывает, с памятью курьёзы получаются,
Особо, если с вечера припил.

Забыть и потерять – не одно и то же,

Это так же, как бежать и убегать,
Но отношение к ним может быть похоже,
И, потеряв и позабыв, пытайтесь не страдать.

Потеряв надежду на выход из лабиринта,

Всё равно старайтесь двигаться на свет;
Надо отказаться от скоростного спринта
И медленно искать спасительный ответ.

Но если позабыли тех, кого любили,

Тем самым отвратив от главного себя,
То, получается, вы вроде и не жили,
Своё имя вычеркнув из книги Бытия.

Бывает, голос разума мы сами заглушаем,

Его хочется оставить на потом,
И какие-то минуты проживаем,
В безрассудстве пробиваясь напролом.

Занавес

В часах, наверно, шестерёнки заржавели,
С чего бы стрелкам двигаться назад?
И почему-то клёны резко пожелтели,
А всё, что говорится, – как-то невпопад.

В унисон не ладится, в такт не получается,

Ветер извивается холодною змеёй.
Рифма искромётная сама себя пугается,
И рюмка поминальная зовёт тебя домой.

На сцене балерина по кому-то плачет,

И чтец стихотворений намертво охрип.
И уже никто и ничего не тратит,
И смытая косметика являет новый лик.

Наши ужасы – совсем без маскировки,

Потому и скисли все богатыри.
Но если в чашке алюминиевой две горсточки перловки,
Значит, мы на правильном пути.

Кто-то украшает небо лоскутами,

Кто-то у порога жалобно бубнит,
Но никому не схорониться за этими тенями,