И в хрустальный гроб ховают
На цепях между столбов
Семь здоровых этих лбов,
Точно так же, как и гномы.
Да, сюжеты тут знакомы.
Плагиатом пахнет тут.
Во, блин, классики дают!
Вот ведь Пушкин — сукин сын!
Сбегал, значит, в магазин,
Закупил про гномов книжку,
И, пополнить чтоб кубышку,
Заменил трудяг конями
С псами, ну, и с егерями.
И пришёл за гонораром,
Деньги получил задаром,
И ведь как спешил чудак –
Даже склеил кое-как
Свой сюжет про лесников.
Так, чуть-чуть, для дураков.
Ну откуда в чаще грот?
Всё в лесу наоборот!
Есть осины, есть берёзы,
Тут Есенин бы про слёзы
Начал кружево плести,
Впятером не разгрести.
Я ж скажу: в лесу есть ёлки,
Совы, зайцы, даже волки,
А с пещерами там туго.
В чём же Пушкина заслуга?
Знаю, знаю! Он, бродяга,
Ох и хитрый же деляга,
Перенёс на Русь сюжет.
Нет. Опять же винегрет.
Царь Салтан, батыр Руслан,
Где ж увидел он славян?
А ещё есть князь Гвидон,
Что прислал нам всем поклон.
Девушку зовут Наина,
Почему не просто Зина?
Знать, писал он про татар.
Жаль, что этот Пушкин стар.
Я б ему сказал: Сергеич,
Ты ведь, брат, не Челубеич.
Нам к Мамаю на поклон
Бегать нынче не резон.
Ты пиши про Русь святую,
А не то тебя я вздую.
Ладно, Пушкина прочёл,
И ошибки все учёл,
Старшего сего собрата,
Чуть не ляпнул — плагиата.
И пора свою писать,
А то дети лягут спать,
Не дождавшись приключенья.
Значит, к чёрту все ученья!
И начнём мы помолясь…
Ехал как-то лесом князь.
Стояла тишина. Никто не хлопал. «Это провал, — подумал Штирлиц».
— А дальше? Давайте немедленно дальше, — первой опомнилась дочь наркома финансов.
— Да, Пётр Миронович, к чему эти театральные паузы? Продолжайте. Начало лихое, — поддержал женщину Никита Михалков.
— К сожалению, я не помню всю сказку наизусть, а текста с собой нет. Я начну сбиваться и испорчу всё впечатление, — развёл руками Пётр и демонстративно отошёл от окна.
— Это нечестно! Такую интригу закрутили. Ничего подобного не слышал, — теперь только похлопал в ладоши Чуковский, — Непременно переправьте мне рукопись — если там и дальше так нетривиально, то я всеми силами буду добиваться публикации.
— Дед, Петру Мироновичу не нужна помощь. Я не знаю, как он это делает, но я сама была свидетелем, как он сначала отчитал как нашкодившего ребёнка Фурцеву, а потом заставил её исполнять свои требования. Причём от некоторых требований у меня волосы дыбом вставали, — поднялась из-за стола Люша и встала перед Петром, закрывая его грудью.
— Однако. Не поделитесь умением, Пётр Миронович? За такой талант можно и душу отдать, — это недоверчиво впилась глазами в дочь Лидия Корнеевна, — Такой бы талант ещё и Александру Исаевичу.
— Александру Исаевичу нужен доктор, а не талант. К несчастью, талант у него есть, — Пётр вдруг решил попытаться оторвать от сонма помощников Солженицына эту женщину. Может если выбить из-под него парочку таких подпорок, то главный враг этой страны рухнет? И не под обломками страны будет похоронен, а в безвестности, в процветающей державе.
— Он болен. Вы его видели? — ох как подскочила.
— Лидия Корнеевна, а вы знаете, что такое некрофилия?
— Нет. «Некро» — это что-то с покойниками связано? — поморщилась правозащитница.
— Пётр Миронович, тут ведь дамы. Как вам не стыдно! — вмешалась Калинина. Ну да, уж криминалист этот термин должен знать.
— Извините. Хорошо. Подойдём с противоположной стороны. Вопрос ко всем. Как вы считаете, какую пользу и какой вред принёс Дон Кихот? Не роман. А вот представьте, что такой рыцарь существовал, и всё что написано в романе, он сделал на самом деле. Так какую пользу — с неё начнём? — Штелле обвёл всех взглядом. Сидят насупившись. Ага, идейного врага в нём признали.
— Он вселял в людей веру в добро, в возможность справедливости, — бросилась грудью на амбразуру дочь патриарха.
— И каким же эпизодом? Ещё раз, мы не книгу обсуждаем, а конкретные действия. Даже не поступки, а действия.
— Так ведь нельзя, — набычился и Чуковский.
— Давайте я вам чуть помогу. Сколько детей было у семейства Менделеевых?
— Я читала, что Дмитрий Иванович был семнадцатым ребёнком, — точно, ведь Люша химик.
— Вот, живёт себе мельник на севере Испании, и у него любимая жена, семнадцать детей и одна старая мельница. Еле скрипит. А денег на ремонт нет. То неурожай, то конкурент демпингует.
— Что делает? — опять вскинулась Калинина, думая о запретной некрофилии.