— А потому, что спрашиваешь, прежде чем во что-то ввязаться. Хрущёв бы сначала вопросы задавал — как бы по-другому страна теперь выглядела…
Время разбрасывать камни, и время собирать по кирпичикам. Пора готовить победу. А значит, нужно собрать всех, кто приедет на «Уэмбли» и будет орать за русских. Не в смысле — вот взять и собрать, а в смысле не забыть кого. Хотя, персонажи все, прямо скажем, больно интересные — и собрать, скажем, потом в ресторане было бы занимательно. Позвонил Бику.
— Марсель, нужна твоя помощь.
— Говорьи. Денег не дам, три завода строим, сам поньимаешь.
— Нет, денег не надо. Конечно, заводы строй. Нужно собрать всех твоих знакомых киношников, и чтобы они призвали по телевидению и радио, ну и в газетах, естественно, ехать на «Уэмбли» в Англию и поддержать «Крылья Родины» в баттле с «Битлз». Воззвать к патриотизму французов. Нужно победить лимонников.
— Охо, ты ни совсемь дурак. Я думаль, ты решиль выбросьить десять миллионов долларс, а ты решьил обогатьиться. Ты правдашний коммунист?
— Я, я, натурлих, я правдашний коммунист. Так что по просьбе?
— Коньечно. Один условье. Пусть Мишель будьет участвовать, не пьеть, так танцевьять.
— Слушай, Марсель, да ты гений. Конечно, танцевьять. Конечно. И тогда всех французов нужно призвать поддержать Мишель Мерсье. Не русских, чтоб им пусто было, а свою француженку! Гордость Франции!
— Я, я, натюрлих, я есть геньи, — ржёт, собака. Пётр подозревал, что Бик уже может и без акцента говорить, просто дурачится.
— Так, геньи! Начинай пропаганду.
— Коньечно! Считай, начал. Сколько нужно народу? — вот без всякого акцента. Зараза.
— «Уэмбли» вмещает сто двадцать пять тысяч человек. Билеты начнут продавать через три дня.
— Всего-то? Хирнья. Я купить тысяч.
— Сто двадцать пять.
— Хирнья. До свиданья. Ой, стой. А что со вторым «Рогоносцем»? Менья все атакуют. Ти коммунист или нет? Люблишь деньги?
— Люблишь. Через пару дней будет у вас. Переводят. Сразу на четырнадцать языков. Как буду от денег отбиваться?
— Я помогай. Завод строить, ещё один. Корошо, жду. С комьюнистическьим привьетом.
Ну, вот — один болельщик точно будет. Теперь Керенский. Ох, где наша не пропадала.
— Алло, Александр Фёдорович? С вами говорит заместитель Председателя Совета Министров СССР Тишков Пётр Миронович.
Там чуть помолчали, сопели в трубку.
— Добрый день — у вас ведь день? — Ссука, старика девяностолетнего среди ночи поднял. Дебил конченый! Кто его министром поставил? Письятель хренов.
— Ёлки-палки! Извините, Александр Фёдорович, совсем забыл, что у вас ночь. Простите дурака.
— Что вы, что вы, приятно услышать голос с Родины — даже ночью. Тем более, я ещё не ложился — старость, знаете, голубчик. Старики мало спят. У вас ко мне дело, или просто решили пообщаться с тем самым Керенским? — надтреснуто засмеялся. А какой сильный акцент уже. Американец! Ничего — приедет в Рос… в Советский Союз, и заговорит снова по-русски.
— Дело, товарищ Керенский.
— О, йес, уже товарищ — это обнадёживает.
— Конечно. Мы решили удовлетворить вашу просьбу. По приезде в Москву вам будет выделена квартира в хорошем доме, домработница, если она вам нужна, назначена персональная пенсия. За вами будет закреплена машина из кремлёвского гаража.
— Забавно, батенька — как говаривал ваш Ильич. И что же я для этого должен сделать? Совершить революцию в Штатах? — издевается. Кто он там — эсер, кадет?
— Нет. Ничего такого делать не надо. Александр Фёдорович, вы ведь слышали о музыкальной группе из СССР «Крылья Родины»?
— Те девочки, которые чуть не устроили тут революцию? Я старый, а не глухой. Конечно! Очень красиво поют. Мне достали большую пластинку с их русскими песнями, как праздник был. И что с девочками?
— Помочь им надо. Нет, нет, не материально — они сами материально кому хочешь помогут. Они через месяц, даже раньше уже, выступать на «Уэмбли» в Великобритании, будут состязаться с группой «Битлз», кто лучше поёт.
— Вся Америка уже гудит. По телевизору ставки объявляют — пока, к сожалению, ставки далеко не в нашу пользу, — в «нашу»! Уже неплохо.
— Предлагаю вам принять участие в этом шабаше.
— Поставить деньги? — засопели опять.