Колхозное строительство. Дилогия (СИ)

Перед тем, как отправиться на растерзание к руководству Союза Писателей, Пётр решил попробовать помочь сделать карьеру младшей Чуковской.

– Люша. Ты ведь химик?

– Целый кандидат химических наук! – гордо выпятила грудь Чуковская.

– А кто самый умный у вас в институте?

– Ты сомневаешься в моих способностях? – обиделась.

– Нет, но мне нужен почти гений.

– Зачем?

– Ну, не знаю, как сказать. Я могу помочь этому гению создать несколько лекарств.

– Ты ещё и великий химик? Какое у тебя образование? – совсем обиделась.

– Нет у меня ни какого образования, и я не могу рассказать об источнике информации. Так есть у вас в институте химический гений? – нахмурился Пётр. Уже даже передумал делиться информацией. Если даже Люша так напряглась, то, что скажет этот самый гений.

– Есть мой руководитель – Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Она доктор химических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР. Подойдёт?

– Если я ей нарисую пару формул этих лекарств, то она возьмёт тебя в товарищи по получению кучи разных премий? В том числе может быть и Нобелевской.

– Шутишь? Как всегда?

– Совершенно серьёзно говорю.

– Рахиль Хацкелевна честнейший человек и бессребреник, – Люша встала напротив Петра и приказала, уперев руки в бока, – Ну-ка рисуй свои формулы!

– Давай карандаш. C17H19N3O3S. Это препарат от гастрита и язвы. Структурная формула выглядит так, – Пётр нарисовал всякие чёрточки и шестиугольники.

Откуда дровишки. Просто когда начал писать книгу про мальчика-попаданца, то решил сделать его в будущем великим химиком. Посмотрел ряд самых успешных лекарств и содрогнулся. Самый настоящий рояль в кустах. Он хоть и был металлургом и химию им вполне качественно преподавали в институте, но запомнить такое не специалисту, что-то из области фантастики. Рушился весь сюжет новой книги. И Штелле разозлился. Он потратил неделю, но взял и выучил формулы и то, как открывали эти лекарства. Просто из упрямства, из желания себе доказать, что он не даун. И надо же пригодилось. Или это тот, кто его сюда послал, знал об этом инциденте. И именно поэтому он здесь, и в этом году. А кто ответит?

– Нда, – протянула, изучая его каракули Люша, – Я позвоню Фрейдлиной. Сейчас уже пора к Смирновой, а вот часов на двенадцать договоримся о встрече здесь у деда на квартире. Заодно побалуешь нас очередным кулинарным шедевром.

– Договорились.

У Веры Васильевны Смирновой в кабинете уже дожидался появления Тишкова Первый Секретарь Союза Писателей СССР Константин Александрович Федин. И надо же – сама товарищ Фурцева.

– Сначала вы, Вера Васильевна, – отошла к окну и закурила Екатерина Великая после приветствий.

– Пётр Миронович, – торжественно начала Смирнова, но сбилась, глянув на грозного министра, – Пётр Миронович, мы с Константином Александровичем прочитали ваши повести про Буратино и решили издать их одной книгой. Тираж, как я и обещала, будет сто тысяч. Это первый тираж. Дальше видно будет. Довольны? – улыбнулась.

– А можно просьбу? – покивал Штелле.

– Говорите, – благодушно улыбнулся Федин.

– Как бы уговорить проиллюстрировать мою книгу художника Леонида Владимирского.

– Я ему позвоню, – выбросила, не докурив, сигарету в форточку Фурцева, – Вы закончили. У меня не много времени.

– Конечно, конечно, он весь, ваш. Потом только нужно будет подписать договор в издательстве и ВУОАПе. Мы с Константином Александровичем решили издать пару сотен сигнальных вариантов на их оборудовании в отделе распространения, стеклографическим способом, – сделала приглашающий жест Смирнова.