Колькина тайна

Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.

— Нравится? Тютчев был большой поэт. Другой поэт, Фет, так о нем писал: «Вот эта книжка небольшая томов премногих тяжелей».

Она положила перед ошеломленным Колькой книжку.

— Договоримся. Читать надо дома, а на уроке этого не делать!

…Наступила поздняя осень. Низкие черные тучи висели над самой землей.

Вернувшись как-то из школы, учительница застала встревоженную Марфу. Она сидела за столом, растерянно держа в руках телеграмму.

— Что случилось? — наклоняясь к Марфе, спросила она.

Та протянула ей листок.

— Настя выступать будет, а вы плачете. Соберем сегодня всех ребят в зал и вместе будем слушать вашу Настю.

Перед вечером в школу стали собираться ребята, настороженно поглядывая на черную тарелку репродуктора.

— Варвара Ивановна, а когда будут передавать? — то и дело обращались самые нетерпеливые.

— Написано, в пять часов, — Варя посмотрела на свои маленькие наручные часики. — Полчаса еще ждать осталось.

— Настя всегда у нас лучшей певуньей была, — сообщила Оля.

Поскрипывая новыми ботинками, вошла Марфа. Она осторожно пододвинула табурет и села около стены.

Колька Свистунов опоздал. Он взобрался на фундамент и заглянул в класс. Ребят собралось много. «Зачем только позвала? — подумал он. — Разве не могли дома послушать? — Он еще недоверчиво приглядывался к новой учительнице. — Радио в каждой избе есть!»

С крыши обрывались дождевые капли и залетали мальчику за воротник. Он вздрагивал, зябко ежился. Он собрался уже идти домой, когда репродуктор заговорил:

— Выступает хор строителей Куйбышевской ГЭС. Запевает арматурщица Настя Решетникова.

Колька увидел, как улыбнулась Марфа, развязала свою пеструю шаль и отбросила ее на плечи.

Это была знакомая песня. Ее часто пели девушки в деревне. Настя грудным звучным голосом выводила:

Ой, цветет калина в поле у ручья,
Парня молодого полюбила я…

— Но, но! — раздался голос.

Колька обернулся. Большой воз с сеном поравнялся со школой.

Наверху в сено были воткнуты вилы. Они зацепились за провод. Мальчик хотел крикнуть, остановить подводу, но лошадь вдруг сильным рывком дернула телегу вперед.

Оборванный провод упал на землю, скручиваясь кольцами.

Марфа еще по-прежнему улыбалась, не понимая, что произошло с радио, почему оно вдруг замолчало.

Учительница подошла к репродуктору, повертела рычажок, постучала по нему рукой. Затем выглянула в окно и увидела оборванный провод.

— Я сейчас! — крикнула она и выскочила на улицу. Дождь бил по крыше, по лужам, пузыря воду. Варвара Ивановна подхватила концы провода и, не веря, что ей удастся что-нибудь сделать, стала их стягивать. Нечего было и думать, чтобы одной соединить провода. Она зажала оба конца в руке.

Репродуктор снова ожил. Настя заканчивала песню.

— Дочка! — Марфа заплакала от радости. Слезы катились по ее морщинистым щекам.

— Варвара Ивановна! — испуганно закричал Колька, подбежав к учительнице. — Репродуктор заговорил! Уходите, простудитесь!..

Прошло некоторое время после выступления по радио Насти, и, пожалуй, многие забыли, что, промокнув под дождем, проболела две недели новая учительница. Только один Колька, свидетель поступка учительницы, часто думал о ней. Порой он убеждал себя, что провод надо было держать ему и он виновник болезни учительницы.

Приближались январские каникулы. Варвара Ивановна уже несколько месяцев работала в школе. Отрывая однажды листок календаря, она вспомнила слова Марфы: «Десятого у нас каждый год бывает встреча со старыми учениками». Как они примут ее? Школа готовилась к традиционной встрече. За гостями на станцию выехали на трех санях. Впереди всех гнал каурого жеребца Колька.

На станцию приехали задолго до прихода поезда.

Ребята пошли в буфет за пряниками, а Колька направился в книжный киоск. Ему не повезло. Киоск был закрыт. С досады пошел Колька в буфет и купил две бутылки ситро. Он появился на перроне, когда маленькая станция ожила.

Паровоз шумно остановился, тяжело дыша. Из вагонов вышли пассажиры. Колька вглядывался в их лица, стараясь угадать, кто из них приехал в школу.

— А ты с лошадью? — спросил у него мужчина в темно-синем драповом пальто, цигейковой шапке-ушанке. — В Ряскино подвезешь?

— Вам в школу?

— В школу.

— Мы приехали на трех санях, — обрадовался Колька. — Давайте мне чемоданчик. Я снесу!

— Сразу видно заботу! Давно я в Ряскине не был — считай, лет пять! А ты чей?

— Григория Макаровича Свистунова сын.

Около саней стояла пожилая женщина с маленькой девочкой в теплом пуховом платке.

— Тоже к нам на встречу! — сказала обрадованно Оля. — Я повезу!

— У меня тоже пассажир! — Колька кивнул головой в сторону приезжего.

— Поехали, Свистунов! — сказал повелительно мужчина, как будто отдавал приказание личному шоферу. И, подоткнув сено, удобно устроился в санях.

Колька тронул вожжи.

— А она, наверное, уже очень старая? Вы не обижаете ее? А то Ирине Николаевне от нас здорово доставалось.