Дни Рейгана в Белом Доме уже были сочтены. Пришедшая на его смену администрация Буша не оправдала ожиданий Горбачева. Джордж Буш-старший сделал впечатляющую карьеру за время холодной войны – он был послом при ООН и в Китае, затем директором ЦРУ, неудачно баллотировался в президенты в 1980 году и стал вице-президентом при Рейгане. В рейгановской администрации шла непрерывная борьба за влияние на президента, не было командного духа, а многие важные решения принимались спонтанно, под влиянием настроения. Буш решил, что у него все будет по-другому – упорядоченно, рассудительно и согласованно. В его команду входили близкие друзья – советник по национальной безопасности Брент Скоукрофт и госсекретарь Джеймс Бейкер. За плечами у них была работа в администрации президента Форда в сложные годы разрядки, когда правые республиканцы, среди них и Рейган, огульно обвиняли их в сдаче американских интересов и «умиротворении» Советского Союза. Буш, Скоукрофт, Бейкер и другие члены новой администрации не верили в новый курс Горбачева – для них это было в основном «сотрясением воздуха» и обманчивыми обещаниями. Холодная война продолжалась, советский ядерный арсенал оставался в целости, советские войска по-прежнему находились в сердце Европы, а Москва все так же поддерживала оружием и деньгами режимы в Афганистане, Вьетнаме, Африке, на Кубе и в Никарагуа. Советский ВПК продолжал производить оружие, в том числе запрещенное международными соглашениями химическое и биологическое. Буш и его команда были уверены, что Горбачев очаровал и сбил с толку Рейгана. Заместитель Скоукрофта Роберт Гейтс, сделавший карьеру в ЦРУ, считал, что Горбачев отступает под американским давлением, в том числе под угрозой успеха рейгановской программы СОИ. Страх перед американским военно-техническим превосходством, писал Скоуфорд в докладе Бушу, убедил «даже наиболее консервативных членов руководства СССР» в том, что сам Советский Союз не потянет такую невероятно дорогую программу и что стране «необходимы серьезные внутренние изменения». Словом, «новое мышление» Горбачева – это вынужденная и хитроумная стратегия: заманить Запад в еще одну разрядку, помочь СССР в модернизации и восстановлении его экономики, а затем вернуться к экспансии и агрессии. Члены новой администрации сходились на том, что разумнее продолжить давление на советского лидера и заставить его сократить ядерный арсенал СССР, а также сдать позиции в странах третьего мира от Афганистана до Кубы и Никарагуа[123]
.В январе 1989 года команда Буша объявила о том, что хочет провести «переоценку» американской внешней политики и, пока идет эта работа, ставит переговоры с Кремлем «на паузу». Эта пауза продлилась полгода. За это время Советский Союз, по сути, стал другой страной, вошел в период крупных политических и экономических потрясений. Горбачев и реформаторы считали эти месяцы «потерянными» по вине американской администрации. Даже спустя многие годы Горбачев продолжал питать неприязнь к тем, кто усомнился в его благих намерениях. Он делал исключение только для Рональда Рейгана[124]
.МИННОЕ ПОЛЕ ПРОШЛОГО
В горбачевский круг реформаторов входили в основном русские и представители московской интеллигенции. Мало кто из них знал и помнил о кровавых этнических конфликтах или зверствах националистов. Все считали, что большинство советских граждан отождествляет себя с советской родиной. Горбачев писал о родном Ставрополье как о «многонациональной среде с удивительным многоязычием, многообличием и многонародием». Для него и окружения ленинская идеология «интернационализма» была частью гуманистической, всеобъемлющей этики русской интеллигенции, по крайней мере, той ее части, что с одобрением относилась к национально-освободительным движениям и считала ксенофобию злом[125]
. В итоге реформаторы оказались не готовы пройти по минному полю унаследованных из прошлого национальных проблем.