Коллеги

Ночь хороша светом далеких окон. Человек может в одиночку бороться за свою жизнь, но он должен знать, что в глубокой ночи далекие теплые окна ждут его. Иначе зачем бороться? И, погибая ночью, хрипя и выплевывая кровавый снег, человек посылает последнюю искру гаснущего сознания к светящимся окнам, к окнам мате-ри, брата, любимой, к окнам друзей, к теплым окнам всего мира.

В тот час, когда Зеленин дрался с Федькой, его друзья продолжали слушать радио.

— Жалко, что Инна играла без Сашки, — сказал Максимов.

— Так ведь он же сегодня дежурный, — возразил Карпов.

— Он тут каждую минуту дежурный!

Владька тронул струны и запел, и сейчас же Алексей закурил сигарету. Сразу же обняла их знакомая грусть, возникло предчувствие разлуки и еще какая-то чертовщина: то ли посвист какой-то степной, то ли запах весны. Шапку на затылок! Не трогайте меня, оставьте в покое — я ухожу! В поле ухожу, и на шоссе, и дальше через болото в горы, к морю. Буду «голосовать» на дорогах, и ставить паруса, и голодать, и знакомиться с каждым встречным, и встречать девушек. Оставьте же меня!

Подари на прощанье мне билет

На поезд куда-нибудь.

Мне все равно, куда он пойдет, —

Был бы лишь дальний путь.

Когда затихают жаркие споры о будущем и о смысле жизни, когда застегиваются мундиры и пиджаки и похмелье в латаных валенках начинает бродить из угла в угол, кто-нибудь берет гитару, поет низким баском, и снова все присутствующие чувствуют себя молодыми и готовыми на все.

Ах, не знать бы мне губ твоих, рук,
Не видать твоего лица.
Мне все равно, где север, где юг,
Был бы лишь путь без конца-а-а-а…

Последнее слово Карпов шутовски затянул, словно пытаясь ослабить впечатление. Потом он искоса посмотрел на друга. Тот сидел с отсутствующим видом, и только легкая тень смущения на его лице говорила о том, что он ему благодарен за эту песню.

Они сидели и горланили, перебирали студенческие песни, старинные и новейшие, когда вдруг захлопали одна за другой все двери. В клубе морозного пара в комнату вбежала Даша Гурьянова.

— Александра Дмитриевича!… — крикнула она и остановилась. В исступлении закрыла рот руками, качнулась и осела на пол. Карпов сразу же перемахнул через стол. Максимов тоже подбежал к девушке. Даша открыла глаза и прошептала: — Убили Сашу…

…Ни на одном кроссе они не бегали быстрее. Они бежали молча, охваченные злобой и надеждой. Узнать как можно скорее, что эта нелепая весть — брехня! Что Сашка жив и здоров или хотя бы ранен. Пусть тяжело ранен, но только не мертв! Только не мертв! Они бежали, даже не замечая того, что темные улицы поселка пришли в движение, что тут и там двигались люди, прыгали дымные круги ручных фонариков.

Возле складов глухо шумела толпа. Друзья врезались в нее с налету. Тело Зеленина лежало на куче тулупов и телогреек. Тело? А не труп ли? Заострившееся белое лицо с громадным кровоподтеком, с рваной раной на правой щеке, тупо, безжизненно открытый рот.

— Готов доктор, — тихо сказал кто-то вблизи.

— Сашка! — закричал Карпов, упал на колени и, схватив руку Зеленина, стал искать пульс.

— Спокойно! — гаркнул Максимов. — Куда он его пырнул? В голову?

— В живот, — ответили из толпы.

Кто— то посветил фонариком. Максимов увидел залитую кровью прореху на зеленинском пальто. Мелькнула мысль: «Если бы на нем была моя канадка, может быть, ничего страшного не случилось бы». Алексей встал на колени, расстегнул пальто, куртку и осмотрел рану. Владька сидел на снегу и рыдал.

— Это невозможно, это невозможно! — повторял он.

— Есть пульс? — резко спросил его Максимов. Владька отрицательно покачал головой. Максимов сам взял руку Зеленина. — Кажется, есть пульс.

«Какого дьявола Владька закатывает истерику в такой момент? Тоже мне хирург! Но если кто сейчас и сможет что-нибудь сделать, это Владька. Если возьмет себя в руки. Он хороший хирург». Максимов помнит тот день, когда Владьке, единственному из студентов, поручили делать струмэктомию. Круглов тогда сказал, что такие руки, как у Карпова…

«Удивительно, как это мысли разбегаются в такой момент», — подумал Алексей, взял пригоршню снега и вытер лицо. Потом встряхнул Владьку и спросил:

— Диагноз?

Карпов тоже провел рукой по лицу, голосом автомата ответил:

— Проникающее ранение брюшной полости. Должно быть, ранен желудок, вероятно, задета артерия декстра…

— Будем оперировать, — жестко сказал Максимов.

Владька вздрогнул:

— Сами? С ума сошел!

— Артерия не задета. Понял? Перестань хныкать: оперировать придется тебе. Подвода есть? — крикнул он. — Ну-ка, мужики, дайте дорогу.

— Есть надежда-то? — хрипло спросили из толпы.

— Да! — яростно воскликнул Максимов.

— Да, — прошептал Карпов.

Филимон бешено настегивал конягу. Бежавшие рядом люди на скользких местах тянули ее за уздцы, толкали сани.

«Куда подевались все машины?» — подумал Алексей.