— Щас чем-нибудь тебя поколочу! — пообещала я.
Глаза он открыл, сделал пару глотков из чашки и попросил с серьезным видом:
— Не надо. Так вот, киллер наш занял самую правильную позицию. Перекресток тот не регулируемый, наемник поставил машину так, что мы двигались прямо на него, да еще и притормаживали перед поворотом, сбрасывая скорость. Мне как-то сразу эта машина не понравилась — стоит неправильно, вроде ничего не нарушая, но нормальный хозяин свою тачку не поставит в таком месте, где есть вероятность, что ее заденут заворачивающие машины, враскорячку: ни два, ни полтора. И с чего бы ей вообще так стоять, когда вдоль дороги нет ни одного припаркованного автомобиля, паркуйся, где хочешь. Ну еще насторожило приоткрытое окно водительское. А потом я уловил блик от оптики, всего на пару секунд, когда он наводился на цель. Размышлять дальше уже было некогда, пришлось маневрировать, чтобы уйти с траектории. Да еще потом бегай за ним, как олень молодой.
— Ты испугался? — полюбопытствовала я.
— Я? — подивился он вопросу, но признался с преувеличенным чистосердечием: — Нет. — И тут же усмехнулся, испортив весь пафос. — Но кое-где у меня основательно сжалось.
У меня медленно полезли бровки наверх в вопросительном порицании.
— В сердце, с сердце, а ты что подумала? — рассмеялся Башкирцев.
— А почему он побежал?
— Одна моя пуля попала в движок, когда я по нему палил, это уж потом эксперты выяснили. — Илья сделал несколько глотков чая, посмотрел на меня ставшим вдруг серьезным взглядом и внезапно ошарашил: — Почему ты так ушла от меня? Не поговорив, не дав мне возможности ответить? Устроив этот тайный развод? Почему?
Ну ничего себе переходик! Как из-за угла палкой по голове! От неожиданности я настолько оторопела, что не сразу сообразила, что надо отвечать, да и надо ли. Отвела от него глаза, попила чаю, давая себе время успокоиться, и от растерянности скорее всего, ответила, снова посмотрев на Илью:
— Я много раз пыталась с тобой поговорить, начинала разговор и даже настаивала. Но ты постоянно избегал его, может, и ненамеренно: то засыпал посреди беседы, то вдруг тебя осеняла какая-то мысль по делу, которым ты занимался, и ты уносился за свой стол, то просил: давай потом это обсудим — и так постоянно, пока обсуждать уже стало нечего.
Мы помолчали, глядя друг на друга, и он произнес голосом, полным печали:
— Да… — опустив глаза, тихо сказала я.
— Почему ты ушла, Кира? — спросил настойчиво Илья.
— Потому что находилась на шестнадцатом месте после твоей службы. Ты и твоя работа была, а меня как бы и не было. С моим появлением почти ничего и не изменилось. Как ты жил и был только для своей работы, так оставалось. Я честно понимала, за кого выхожу замуж, и отдавала себе отчет в том, какая у тебя работа, к тому же ты сам мне красочно расписал нерадостную перспективу быть твоей женой. Но ты, Илья, умудрился превзойти любые, даже самые мрачные предположения — тебя просто не было в нашей жизни вовсе. Я пыталась достучаться до тебя, может, надеялась выторговать хоть сколько-то времени этой твоей жизни и для себя, но… — я замолчала и усмехнулась невесело, — «не поговорили».
Помолчали, глядя друг на друга.
— Да, каждый сам звиздец своему счастью, — тихо сказал он.
— Немного грустно, — кивнула я и усмехнулась. — Чехов написал как-то в своем дневнике: «Он и она полюбили друг друга, поженились и были несчастливы».
— Я счастлив был, — возразил Чехову и мне Илья.
А я промолчала.
Он вдруг поднялся со стула, шагнул ко мне, ухватил двумя руками за предплечья, поднял и заглянул мне в глаза — а я так сглупила, так сглупила! — не удержалась, посмотрела в ответ и увидела там плавящееся золото волчьих глаз…
— Не смотри на меня так… — просипела я севшим в момент голосом.
А он только усмехнулся сводящей меня с ума улыбкой и все смотрел этими своими удивительными светящимися от желания желтыми волчьими глазами. Меня затрясло, и закипела кровь от подскочившей в момент температуры, и плавилась кожа от этой кипящей крови…
Так было всегда!
Так у нас всегда было — стоило ему посмотреть на меня своим особым взглядом, дотронуться с лаской или поцеловать — и мы пропадали друг в друге безвозвратно, загораясь сразу же.
— Вот так, — удовлетворенно произнес Башкирцев, увидев все, что хотел увидеть в моем взгляде, читая то же, что испытывал сам в этот момент, в моих глазах и повторил: — Вот так.
Нагнулся, придвинулся ближе и поцеловал.
И все пропало вокруг, как рухнуло в небытие или растворилось!
У меня зашумело в ушах, словно кто-то бил в огромные набатные барабаны, оповещая всех окрест о надвигающейся беде.