— Дорогая, никакая усталость, перегруженность или болезнь еще никогда не мешали тебе четко мыслить, — уверенно возразил Башкирцев.
— Это да, — согласилась я с его оценкой моих умственных способностей и замученно, как репетитор нерадивому ученику, попыталась повторить в сотый уже, наверное, раз: — И…
— Да-да, я помню, — перебил меня Илья, разворачивая и направляя в сторону кухни, — не называть тебя «дорогая».
— Это убийство? — продолжила расспросы я, усаживаясь за стол.
— Убийство, — подтвердил он, накрывая стол к чаю.
— Как его убили?
— Сначала обездвижили электрошокером, а потом сделали укол смертельно завышенной дозы сильнодействующего сердечного препарата, у Иваницкого оказалось слабое сердце. Смерть у него была не из приятных: он пришел в себя и умер от сердечных спазмов, очень болезненное дело. Поэтому он так и выглядел.
— Ужас какой-то, не напоминай! — передернула я плечами и постаралась скорее отогнать от себя эту картинку.
Мы пили чай и вели совершенно не застольную беседу: Башкирцев рассказывал мне, что удалось установить о трупе.
А я, в свою очередь, рассказала Илье о том, что похороны состоятся завтра в три часа дня и, похоже, я буду единственной, кто проводит Аркашу в последний путь. Подумала было пригласить сотрудников их фирмы, но поняла, что получается конфуз: он же их подставил и обворовал.
Если кто и придет, то, может, в виде акта христианского прощения. Что вряд ли. Людям зарплаты не выплатили и поувольняли из-за него. Если и придут, то, скорее всего, для того, чтобы плюнуть.
Но, подумав, я решила все-таки сообщить в их контору о времени похорон и дать объявление в газету и там, где их обычно дают.
Может, кто и придет, ну бог знает. И на всякий случай сделала заказ, человек на пять-семь в нашем кафе на поминки. Посидим, помянем, как положено.
Все же человек, хоть и сволочь.
Так что буду одна.
— Да с чего бы это? — возразил Башкирцев и пояснил в ответ на мое молчаливое удивление: — А ты думала, что я тебя одну отпущу куда-то?
— Но вообще-то это похороны моего второго мужа, — напомнила я.
— Да какого там второго, — пренебрежительно скривился он и хмыкнул: — Надеюсь, остальных твоих «гостей» тебе хоронить не придется, — и расплылся в улыбке. — Анекдот такой есть. Приходит в оркестр филармонии работать новый скрипач и выспрашивает о принятых в коллективе правилах у пожилого заслуженного скрипача: «На свадьбах что лучше играть, что идет хорошо?» — «Да все, что заказывают гости», — отвечает тот ему. «А на похоронах что лучше не играть?» Старик подумал и сказал: «На похоронах лучше не играть «Позови меня с собой», а все остальное в минорчике вполне приемлемо».
— Смешно, — согласилась я без энтузиазма. — Особенно если не вспоминать о моей ситуации. — Призадумалась и поделилась неожиданной мыслью: — Хотя… «Позови меня с собой» применительно именно к моей ситуации, по-моему, звучит очень даже актуальненько.
Мы переглянулись и рассмеялись.
Грешно, наверное, люди погибли.
С другой стороны… сами себе дорожку-жизнь выбрали. Ольга эта прекрасно понимала, от кого и чего бежит, что делает Аркаша, и буквально зубами в него вцепилась, вон, даже поехала за ним сюда, невзирая на очевидную опасность такого вояжа. Ну а про Иваницкого и говорить нечего — он такие пакости проворачивал, наверняка же отдавая себе отчет, чем это может закончиться. Вот оно и закончилось.
Как там сказал Илья? «Каждый сам звиздец своему счастью». Или он процитировал? Не суть — звиздец он везде звиздец, особенно своему счастью.
Мы еще о чем-то болтали, уже малозначительном, избегая непростых и трудных тем, и в какой-то момент внезапно замолчали. Оба.
И смотрели друг на друга.
И чем дольше длилось это молчание глаза в глаза, тем труднее было его нарушить и тем невозможнее становилось вернуться к непринужденной беседе.
Илья собрался было что-то сказать, но я покачала головой и тихо попросила:
— Не надо говорить.
Он кивнул, соглашаясь, протянул мне руку и позвал чуть севшим от желания голосом:
— Иди ко мне.
И я пошла. Легко и свободно. Встала из-за стола, шагнула к нему и вложила свою ладонь в его ожидающую руку. А он осторожно сжал мои пальцы и поднялся со стула, сразу же оказавшись совсем близко.
Рядом.
Придвинулся еще ближе, положил ладонь мне на щеку, заглянул в глаза и прошептал:
— Изумруды в янтаре. Поразительное сочетание.
— Дикое, — высказала свою версию я шепотом.
— Дикое, — согласился Илья. — Первобытное. Великолепное.
И поцеловал меня дурманяще нежным, глубоким поцелуем, будя во мне ту самую первобытную, темную и загадочную сторону моей женской натуры, которая гудящим пламенем рванула вверх от низа живота к голове, лишая сознания и любого намека на налет цивилизованности.
О чем там?
Мы снова потеряли разум и растворились друг в друге, забыв обо всем вокруг — какая память, какие мысли, когда так хорошо, что проще умереть, чем остановиться. И невозможно отодвинуться и покинуть объятия друг друга…