Коллекция геолога Картье

Дверь столовой широко открылась, и Брокар увидел крупного, рослого человека, зачесанные назад густые светлые волосы открывали красивый, сильный лоб, спокойные, внимательные глаза глядели на Брокара твердо и настороженно.

— Луи Барзак, — сказал он, чуть поклонившись.

— Эмиль Брокар.

Барзак закрыл за собой дверь и подсел к Брокару.

— Я знаю о вас все, что мог сообщить мне Робер. Это и много и очень мало. Я слушаю вас!..

Примерно через час Барзак позвал в столовую Робера и тетю Мари.

— Дорогие мои, — сказал он, — вы знаете, что все усилия мои и Мадлен отыскать Анри не дали пока никакого результата. Нам известно лишь, что след его теряется в Алжире. Сейчас появилась некоторая надежда на успех. Мосье Брокар имеет серьезные связи и выразил любезную готовность помочь нам. Возможно, что на днях мне опять придется вылететь в Алжир. Это все, дорогие, что я могу пока сказать. Перед отъездом я еще загляну к вам… Прошу вас, мосье!

Брокар молча, с достоинством поклонился тете Мари, холодно кивнул Роберу и вместе с Барзаком отправился на совет к Стампу.

2. ПО СЛЕДАМ АНРИ КАРТЬЕ

На запрос Стампа, сделанный от имени его высокого вашингтонского начальства, французские инстанции ответили, что им ничего не известно ни об обстоятельствах исчезновения геолога Анри Батиста Картье, ни о его местонахождении. Для выяснения этих обстоятельств, заявили они, требуется не менее двух месяцев.

Возможно, что это и не было ложью. Если Картье, как утверждал Барзак, был действительно захвачен одной из тайных организаций ультра, то власти метрополии могли и не знать о его судьбе. Хотя после подавления генеральского мятежа центральное правительство мнило себя в Алжире хозяином положения, расформировало мятежные части и предало непослушных генералов суду, на деле сторонники «французского Алжира» сохранили все свои позиции и вовсе не собирались сдавать их. Впрочем, метрополия не слишком настаивала на такой сдаче. Вот почему Стамп, посоветовавшись с кем следовало, решил, не мешкая, лететь с Барзаком в Алжир и предпринять на месте поиски Картье. Брокара он решил с собой не брать, и тот вернулся на свою квартиру.

Был уже вечер, когда Стамп и Барзак вышли из золотисто-желтого «понтиака» у одного из входов на аэродром Орли. Огромный, сумрачный простор аэродрома был как бы прошит разноцветными огненными точками, обозначавшими взлетные дорожки. Два пассажира молча шагали по бетонированному полю, пока не оказались возле изящной, быстрокрылой «Каравеллы», которая за час с небольшим должна была перенести их в город Алжир. Поднявшись по зыбкому трапу, они вошли в ярко освещенную, комфортабельную кабину, вдоль ее стен были расположены два встроенных ряда кресел. Юная стюардесса с крохотной шапочкой-пилоткой, посаженной на модную прическу, указала им места.

Через несколько минут «Каравелла» плавно покатила по взлетной дорожке, неприметно оторвалась от земли и направила свой полет к Средиземному морю, колыбели европейской культуры. Удобно расположившись в глубоких, мягких креслах, каждый со своими думами и заботами, неслись к беспокойной, охваченной войной алжирской земле четыре десятка пассажиров: военные, коммерсанты, чиновники, туристы, адвокаты, журналисты, люди темных, тайных профессий вроде Стампа. В кабине царила тишина: кто шелестел газетой, кто подремывал, кто глядел сквозь окошко в темноту, кто просто предавался блаженному покою после суетливой и шумной парижской жизни. И вдруг тишину нарушил резкий голос, который, ни к кому не обращаясь, произнес на всю кабину:

— Подумать только, что позволяют себе эти мерзавцы! Он, видите ли, не желает тащиться в поезде и пароходном трюме, этот подонок, подавай ему «Каравеллу»!..

Пассажиры беспокойно задвигались, все взгляды обратились к человеку, произнесшему эти странные слова. Он оказался капитаном десантных войск, в лихо сдвинутом на ухо синем берете, с сильно загорелым лицом и близко посаженными темными злыми глазами, которым, казалось, лишь узкая переносица мешала слиться в один большой злобный глаз. Нетрудно было догадаться, кого имел в виду парашютист: его взгляд был устремлен в противоположную сторону кабины, где, как раз против его кресла, сидел пожилой алжирец лет пятидесяти, в европейской одежде, с книгой в руках; алжирец также оглянулся на голос, но, видимо, не понял еще, что гнев парашютиста относится именно к нему.

— Что ты пялишься на меня, мусульманская собака? — продолжал парашютист, видимо сильно хлебнувший перед посадкой. — Развалился в кресле, словно хозяин! Жаль, что летим без посадки, а то я живо скинул бы тебя с самолета…

Алжирец отвернулся и сделал вид, что продолжает читать книгу, но парашютист не успокаивался.

— Ведь до чего распустили парижские краснобаи эту сволочь! Сидит с нами, европейцами, как равный с равными, и почитывает себе книжку! Мало еще, мало мы вам крови пустили, вояки… Брось книжку, говорят тебе! — завопил вдруг парашютист и вскочил с места.

Алжирец обратил к нему бледное от волнения лицо.

— Оставьте меня в покое, или я призову командира самолета…