Услышав свое имя, Бобик снова появился из укрытия и остановился посреди комнаты, со сдержанным интересом переводя взгляд с хозяйки на гостью и обратно.
– Надо полагать, что он как раз очень хорошо разбирается в литературе, раз жрет самое лучшее, – гневно глядя на пса, проворчала Яна. – И тебе не стыдно?
По морде Бобика было ясно, что ему абсолютно, то есть ни капельки, не стыдно, и Яну это почему-то разозлило еще больше. Она уже раскрыла рот, чтобы выдать этому варвару по первое число, но тут хлопнула входная дверь и из прихожей раздалось чье-то сопение.
– Па-авлик, это ты? – зычным голосом крикнула Маша.
– А разве ты еще кому-то давала ключ от квартиры? – не без ехидства поинтересовался Ливнев, вырастая на пороге.
Бобик потрусил к нему, в знак приветствия усиленно размахивая хвостом.
Увидев Яну, Павел раскинул руки в стороны и радостно возопил:
– О, у нас тут дорогие гости!
– Это как раз недорогие, – фыркнула Маша. – Чаю с колбасой не просят.
– «Чай с колбасой» звучит волшебно, – мгновенно воодушевился Ливнев. – Я, признаться, голодный, как серый волк. Учитывая данное обстоятельство, по дороге домой заскочил в соседний супермаркет и купил всяких вкусностей. Сейчас нарублю бутербродов. На вашу долю делать?
Маша заявила, что, конечно же, делать, потому что лично у нее с самого утра маковой росинки во рту не было. Когда Ливнев, понимающе кивнув, скрылся на кухне, она толкнула подругу локтем:
– Чувствуешь в нем первобытную мощь? «Нарублю бутербродов» – разве городской мужик так скажет? Да ни в жисть!
Когда Ливнев накрыл на стол и пригласил дам на кухню, дамы некоторое время молча и сосредоточенно жевали.
– А как же светская беседа? – обиделся Павел. – Мы же не в закусочной, в конце концов. Кстати, Мария, а по какому поводу ты у нас сегодня такая веселая? И почему не на работе?
– К чертям собачьим такую работу, – немедленно откликнулась Маша и в сердцах бабахнула кулаком по столу.
– Что так? – поинтересовался Ливнев.
– Да вот так! Вертишься, как белка в колесе, а толку чуть. Вчера опять крупный клиент с крючка сорвался, а я на него так рассчитывала…
– Не помог, выходит, мешочек с рисом? – с сочувствием спросила Яна.
В ответ Маша только тяжело вздохнула.
– Ну, с кузиной все ясно, – подвел итог Павел и перевел взгляд на Яну. – А ты чего гуляешь?
– Взяла неделю отпуска, – сообщила та.
– Собираешься искать Федоренкова? – встрепенулась бесхитростная Маша.
Яна попыталась испепелить ее взглядом, но Маша была слишком занята накалыванием скользкой оливки на шпажку и поэтому в горстку золы не превратилась.
– Неужели у тебя потерялся твой
– Нечего ерничать, – осадила его Яна. – С человеком могло случиться что-нибудь плохое.
– Почему же ты тогда не бегаешь по больницам и отделениям полиции? – пытливо взглянул на нее Павел. – А потому, – тут же ответил он сам себе, – что наверняка догадываешься, где он может быть.
– Не догадываюсь, – Яна отвернулась и меланхолично уставилась в окно. – Наверное, укатил в командировку, как обычно. Я ездила к нему в институт, и хотя мне там толком ничего не объяснили, думаю, его все же куда-то срочно услали.
– Ого, ты уже и на работе у него побывала? Выходит, дело серьезное.
Тем не менее в голосе Ливнева не чувствовалось никакой серьезности. К пропаже Федоренкова он явно отнесся с пренебрежением.
– Пока тебя не было, мы с Янкой рассматривали твой прекрасный, прекрасный дом, – печальным голосом протянула Маша. – У меня осталось жуткое множество фотографий!
– Твое раскаянье рвет мою душу на части, – насмешливо заметил Ливнев, побарабанив пальцами по столу. – Попей лучше минералки, она помогает прочистить мозги.
– Янка, между прочим, увидела на твоем камине фотографию, – упрямо продолжала Маша. – Свою собственную!
Ливнев, который как раз отхлебнул из чашки чаю, сначала что-то невразумительно промычал, но потом весело рассмеялся.
– Твоя подруга себе льстит, – сказал он, глядя на Яну прямым и чистым взглядом. – Снимок стоит у меня уже лет пятнадцать. Это польская актриса пятидесятых годов Агнешка Кадлубовская. Фотография досталась мне от деда, и я держал ее на камине из сентиментальных соображений.
– Ты не кажешься сентиментальным, – с сомнением прищурилась на него Яна.
Ей было жалко, что тайна так легко раскрылась. Вернее, что никакой тайны вовсе не оказалось.
– Все деспоты ужасно сентиментальны, – громко заявила Маша. – Например, почти все они заводят пушистых кошечек или маленьких собачек.
– Ну, Бобика вряд ли можно назвать маленькой собачкой, – с усмешкой отозвался на ее сентенцию Ливнев. – К тому же я вовсе не похож на деспота. Ты не можешь не признать, что я очень мил, приятен в общении и покладист.