Коллекция ночных кошмаров

– Узнай на всякий случай у Веры, где она живет. Может быть, мне захочется взглянуть на ее мужа-антиквара.

* * *

Весь вечер подруги провели вместе, строя предположения, выдвигая версии, отбрасывая их и начиная все сначала. Кто украл диктофон? Зачем? Почему вместе с диктофоном исчез чай, который разжег в Федоренкове нечеловеческое влечение к Енькиной?

– Когда он пил этот чай дома, то вовсе не кидался на меня с поцелуями, – с некоторой даже обидой в голосе призналась Яна.

– Может быть, чай тут вообще ни при чем? – пожала плечами Маша. – Просто ему захотелось близости. Ночь, озеро, москиты… Вот сама представь.

– Енькина как-то не тянет на мечту поэта.

– М-да, тут ты права. Но на безлюдье, как говорится, и Енькина – рыба.

– Сама-то хоть поняла, что сказала? – проворчала Яна.

С наступлением темноты на нее снова напала тоска. Она вспоминала Ливнева, грустила и даже скучала по Бобику. Ливнев ей так и не позвонил.

– Тебе не кажется, что утро вечера мудренее? – жалобно спросила она у подруги, и та ободряюще похлопала ее по плечу.

– Ладно, ты права, нам надо отдохнуть. А завтра с новыми силами…

…Наутро с новыми силами она зазвонила и одновременно заколотила во входную дверь и закричала на весь подъезд:

– Янка, открывай, срочное дело!

Когда заспанная Яна распахнула дверь, подруга ввалилась в квартиру запыхавшаяся и абсолютно счастливая.

– Я напала на след.

– Ну да? – С Яны мгновенно слетели остатки сна. – Рассказывай немедленно!

– Сначала ты идешь умываться, а потом сразу же начнешь собирать манатки. Мы с тобой едем в Забайкалье.

– Куда-куда?! – ошалела от ее напора Яна. – Почему мы едем?

– Потому что я купила билеты на поезд. Давай сбегай в туалет и возвращайся, тогда я тебе все расскажу.

Она сварила кофе и даже успела сварганить бутерброды. Когда появилась умытая и невероятно взволнованная Яна, подруга двинула чашку в ее сторону.

– Садись и слушай мастера по частному сыску, – заявила она. – Включила я вчера на сон грядущий «Ивана Васильевича», который меняет профессию, смотрю, смеюсь, как всегда. И тут – эпизод. Помнишь, когда Селезнева говорит Якину…

– Пуговкину, – подсказала Яна, сделав большой глоток кофе.

– Какая разница?

– Такая. Если Селезнева, то говорит Пуговкину. А если Зинаида Михайловна – то Якину.

– Да не сбивай ты меня! Так вот, она и говорит: «Я бросаю мужа, этого святого человека со всеми удобствами!»

– Енькина вчера про своего мужа тоже так сказала – со всеми удобствами! – встрепенулась Яна.

– То-то и оно. И я подумала: а вдруг эта истеричка – совсем даже не истеричка? Вдруг она все нам наврала? И когда врала, цитата из фильма выскочила из нее сама собой. Она была неискренней, Янка!

– Слушай, но она так рыдала… И стала такая пунцовая…

– Чушь. Ты не знаешь, отчего она стала пунцовая. Может быть, у нее есть тайна, которую она должна охранять, и никакие Веры про эту тайну не знают.

– Думаешь? – с сомнением спросила Яна. Вера казалась ей практически сверхчеловеком.

– Да, я так думаю. И я решила, что с раннего утра поеду к дому Енькиной – благо, мне пришло в голову заставить тебя выяснить адрес! Я поехала и не просидела в машине даже получаса, как увидела нашу Любовь Федоровну. Эта деловая колбаса выскочила из подъезда и прямиком отправилась на железнодорожный вокзал. Там она купила один билет в какой-то медвежий угол. Как только она убралась от окошка, подскочила я. На тот же самый поезд билеты брать было стремно, согласись.

– Почему это?

– Потому это! Выйдем мы втроем на одной пустынной платформе… и сразу увидим друг друга!

– Да, это неправильно, – вынуждена была согласиться Яна.

– Конечно, неправильно. Мы же должны за Енькиной следить. Чтобы выяснить, куда и зачем она направляется. Поэтому мы с тобой поедем раньше. Приедем, осмотримся, найдем местечко, откуда можно наблюдать за приезжими, и уж тогда она от нас никуда не денется!

Собирая чемодан, Яна хмурила брови. В голову лезли всякие ужасы. Одна страшная версия сменялась другой. Но в каждой из них была одна общая деталь – Федоренков мертв, и убила его «истеричка» Енькина.

* * *

Поезд, погромыхивая на стрелках, медленно скрылся из вида, унеся с собой последние крохи цивилизованного мира. Девушки, оставшиеся на платформе в гордом одиночестве, стали тревожно оглядываться по сторонам. Собственно, платформы в привычном понимании не было, лишь узкая полоска земли, едва прикрытая сильно потрескавшимся асфальтом, сквозь который ударно проросла трава вперемешку с хищным репейником. На проржавевшем столбе крепко держался узкий фанерный щит с названием медвежьего угла, куда прибыли Яна и Маша. Буквы частично выгорели, частично были смыты дождями, отчего щит удивительно напоминал вывеску на санскрите.

– Тоскливое зрелище, – вздохнула Яна, проводив взглядом уплывающую в туман ленту грязно-зеленых вагонов. – Теперь я понимаю, почему в Интернете про эту местность ни слова не найти.

– Там есть одна строчка про то, что в сезон сюда приезжают охотники и рыболовы. И институтские тоже мотаются в командировки. Значит, хоть какая-то жизнь здесь пульсирует.

– Может, и пульсирует, вот только где конкретно?