Коллекция трупов

"И кстати о форнитах. Им очень не нравится, когда всякая дрянь нарушает биотоки мозга. Радий, электричество и тому подобное. Кормите их болонской копченой колбасой. Пирожными. Арахисовым маслом. У нас найдутся на это средства?" Перед глазами у меня повисло темное облако боли. В глазах у меня двоилось. Внезапно мне понадобилось выпить. Раз не было форнуса, а рациональная часть моего "я" утверждала, что его не существует вообще, то оставалась только одна вещь на свете, которая помогла бы мне прийти в себя — алкоголь".

"Ну разумеется, мы изыщем средства", — сказал он.

"Ты ведь не веришь во все это, Джимми?" — спросил я.

"Конечно, верю. Все в порядке. Тебе просто нужно пойти домой и немного отдохнуть".

"Ты не веришь в это сейчас", — сказал я, — "но, может быть, ты поверишь в это, когда эта штука обанкротится. Скажи мне ради Бога, как ты можешь принимать правильные решения, если ты находишься меньше, чем в пятнадцати ярдах от автоматов с кока-колой, автоматов с конфетами, автоматов с сэндвичами?" И тогда мне пришла в голову действительно ужасная мысль. "А микроволновая печь?" — закричал я ему в лицо. "У них же должна быть микроволновая печь, в которой они готовят сэндвичи!"

"Он начал что-то говорить, но я даже не прислушался. Я выбежал из кабинета. Все дело было в этой микроволновой печи. Надо было убраться подальше от нее как можно скорее. От нее-то у меня и болела голова. Я помню, в приемной я увидел Джейни, Кейт Янгер из рекламного отдела и Мерт Стронг. Все они уставились на меня. Должно быть, они слышали, как я кричал".

"Мой кабинет был на втором этаже как раз под кабинетом Джимми. Я побежал по лестнице. Как только я вошел в кабинет, я немедленно выключил свет и схватил портфель. На лифте я спустился в вестибюль, но пока я спускался, я поставил портфель между ног и заткнул уши пальцами. Я также помню, как три или четыре моих попутчика посмотрели на меня довольно странно". Редактор холодно усмехнулся. "Они испугались. Если бы вы оказались в маленькой движущейся коробочке с очевидным сумасшедшим, вы бы тоже испугались".

"Да уж, это немного слишком", — сказала жена агента.

"Пока еще нет. Безумие должно с чего-то начинаться. Если эта история и рассказывает о чем-то, если вообще события чьей-нибудь жизни могут о чем-нибудь рассказать, то этим что-то является зарождение безумия. Безумие должно с чего-то начинаться и куда-то приводить. Совсем как дорога. Или пуля, вылетающая из ствола. Я находился еще очень далеко от Рэга Торпа, но я приближался к нему стремительно. Это факт".

"Мне надо было куда-то пойти, и я отправился в "Четыре Отца", бар на сорок девятой авеню. Я помню, что выбрал именно этот бар, потому что там не было автоматического проигрывателя и цветного телевизора и горело не так много ламп. Помню, как я заказал себе первый бокал. Потом я уже ничего не помню до того момента, как я проснулся на следующее утро у себя дома. На полу была засохшая рвота, а в простыне сигаретой была прожжена большая дыра. В ступоре я чуть было не умер одним из двух довольно омерзительных способов: я чуть не захлебнулся в собственной блевотине и чуть не сгорел. Впрочем, едва ли я что-нибудь почувствовал бы".

"Бог мой", — сказал агент почти уважительно.

"Я вырубился", — сказал редактор. "Впервые в своей жизни я по-настоящему вырубился. Такие состояния — всегда признак конца, и они обычно не повторяются много раз. Так или иначе, но никогда они не бывают очень часто. Но любой алкоголик скажет вам, что вырубиться и потерять сознание — это абсолютно разные вещи. Было бы куда спокойнее, если бы это было не так. Но нет, когда алкоголик вырубается, он продолжает действовать. Вырубившийся алкоголик похож на энергичного маленького дьяволенка. Нечто вроде злого форнита. Он начинает звонить своей бывшей жене и оскорблять ее по телефону или выезжает на тротуар, по которому идет стайка детей. Он уходит с работы, грабит магазин, дарит свое обручальное кольцо. Энергичный маленький дьяволенок".

"Что же касается меня, то я, по всей видимости, пришел домой и написал письмо. Письмо не было адресовано Рэгу. Оно было адресовано мне. И писал его не я — по крайней мере, судя по самому письму".

"Так кто же написал?" — спросила жена писателя.

"Беллис".

"Кто такой Беллис?"

"Его форнит", — произнес писатель почти рассеянно. Глаза его были устремлены куда-то очень далеко.

"Да, это так", — сказал редактор, абсолютно не выглядя удивленным. Он снова воспроизвел для них письмо в мягком вечернем воздухе, отмечая жестами наиболее важные места.

"Привет от Беллиса. Я сочувствую твоим трудностям, мой друг, но хочу тебе с самого начала сказать, что трудности есть не у тебя одного. Так что мне приходится нелегко. Я могу доверху засыпать форнусом твою колымагу, но поворачивать ключ зажигания все равно придется тебе. Для этого Бог и создал людей. Так что я сочувствую тебе, но сочувствие — это все, что я могу тебе предложить".