– Так что докладываю: – сразу же обратился он к Гродову и почти не обращая внимания на капитана первого ранга. – Полк формируется в бухте, в сорока километрах отсюда, в сторону Евпатории. Добровольцев набираем из команд погибших и поврежденных плавсредств, а также из береговых служб флота, эвакуированных сюда из Очакова, Николаева, Херсона. При штатной численности 1620 штыков на сегодня под ружьем находится девятьсот пятьдесят краснофлотцев. Завтра ожидаем подхода трех маршевых рот общим количеством в четыреста десять тельняшек.
– С этой минуты вы, капитан Куренной, назначаетесь начальником штаба полка и полностью отвечаете за формирование части, – тут же определил его дальнейшую участь Гродов. – Штаты раздувать нам ни к чему, поэтому старший лейтенант Владыка назначается командиром первого батальона и одновременно заместителем командира полка по боевой подготовке. Список командного состава батальонов и рот, а также тыловой службы обсудим завтра.
– Но тут вот в чем вопрос: когда именно выступаем на позиции? Никак не могу выяснить, ни когда позовет труба, ни где именно предполагается нас высаживать.
– Придет время – нас известят, – сухо объяснил Гродов. – И вас в том числе.
– Понимаю: военная тайна, – заметно смутился Куренной. – Но если бы знать отведенное нам время, это помогло бы при формировании, при моральной закалке бойцов…
– Тогда считайте, что в бой нас бросят уже послезавтра. У вас еще целая баржа времени.
– Если бы! – хмыкнул капитан.
– Поэтому немедленно направляемся в расположение полка.
Как раз к этому времени на пристани появился мотоциклист, прибывший из штаба флота за Райчевым.
– Словом, так, други мои походные, – весело молвил капитан первого ранга, прощаясь со своими попутчиками, – ваше дело – как можно скорее сформировать полк. Я же сделаю все возможное, чтобы он не остался без дела.
– Чтобы как можно скорее попал в Одессу, – напомнил ему Гродов, всерьез опасавшийся, как бы его полк не бросили оборонять подступы к Севастополю.
– Сам вижу, что вскоре главная база флота окажется в том же положении, в каком пребывает сейчас Одесса, – уловил его настроение капитан первого ранга.
– Мы поняли это, еще находясь на рейде.
– И ясно, что с каждым днем полк твой будет все нужнее в крымских предгорьях.
Свою небольшую паузу майор выдержал только для того, чтобы удивленно взглянуть на полковника флота. Ему показалось, что Райчев произнес эти слова с полным безразличием. Дмитрий знал, как много людей, в том числе сидящих и в армейских штабах, мечтает возможно скорее попасть на любое судно, уходящее в сторону Крыма, а еще лучше – Кавказа, несмотря на то что далеко не все суда доходят до их берегов, а если и доходят, то с потерями на борту.
Кто знает, вдруг и гонец штаба Одесского оборонительного района заразился теми же мечтаниями? Ему-то что? В отличие от многих других, он уже стоит на заветном крымском берегу. Так что все может быть: слаб человек, слаб…
– Воевать, конечно, будем там, где прикажут, – проворчал Гродов, уже вслед уходившему в сторону мотоцикла Райчеву, – однако же не для того нас сняли с одесского фронта, чтобы мы заранее окапывались в крымских степях.
– Потому-то и буду настаивать, други мои походные, – на ходу оглянулся он, – чтобы Севастопольский полк морской пехоты как можно скорее перебросили к окраинам Пересыпи[295]
.– Причем так, чтобы поближе к Слободке, – не забыл напомнить ему Жодин.
2
Худоба этого рослого офицера каким-то странным образом сочеталась со смугловатой полноликостью, а невысокий рост – с непомерной шириной кости. Он напоминал крестьянина, наспех, с чужого плеча, обмундированного, причем так, что все в его одеянии было слишком широким и в то же время коротковатым; вроде бы армейским, но при этом лишающим его носителя какой-либо воинственности.
– Так ты, Коновалов, все это – всерьез? Ты в самом деле предлагаешь взорвать Воронцовский маяк? – мрачно уставился командующий на начальника артиллерии оборонительного района.
– Как в донесении, товарищ контр-адмирал; там все, аккурат, изложено, – взволнованно подтвердил главный артиллерист Одессы.
– Что, прямо завтра? Вот так, взять и взорвать? Маяк, которому под сто лет и который считают почти что морским гербом города?
– Как в донесении, товарищ командующий, – продолжал бубнить полковник. – Там все, аккурат, изложено.
Как всякому штабисту полковнику казалось, что с момента появления им же огрызком фиолетового карандаша составленного донесения бумаженция эта приобрела некую особую, ни от чьей конкретно воли независящую силу, которой невозможно противостоять и которой богобоязненно противиться.
– Но это же тебе непросто… колокольня какая-нибудь, Коновалов! – взывал к его совести контр-адмирал Жуков. Хотя одного его «Не разрешаю!» или «Отставить!» было бы вполне достаточно, чтобы и штаб обороны, и город попросту забыли о военной прихоти армейского «статс-бомбардира», как порой, под настроение, называл его командующий. – Это же знаменитый одесский Воронцовский маяк!