Коллекционер

муж путается с кем-то на работе, а теперь ее еще и в ссылку отправляют, ну

как тут не болеть.

Она не плакала, не заламывала руки, не закатывала скандалы, она впала

в тихое отчаяние от несправедливости, которая на нее обрушилась, сидела в

кресле с журналом в руках и все повторяла: "Что я вам сделала? Почему вы

хотите моей погибели?".

Будылин пробовал подойти к ней и так и сяк, но всякий раз, когда

разговор заходил о даче, она повторяла одно и то же: "Что я вам сделала?

Почему вы хотите моей погибели?". Дочь бродила по квартире, как

потерянная, на вопросы отвечала невпопад, часто запиралась в своей комнате

и курила. Все это выбивало Будылина из колеи. Он уже подумывал, не

заменить ли Кирсановку, каким-нибудь благопристойным островом, где не

настолько весело, чтобы это повредило дочери, и не настолько скучно, чтобы

жена зациклилась на своей болезни, скажем, Мальтой или Кипром, как вдруг

Ирина согласилась ехать на дачу.

- Только ты должен жить с нами, - поставила она условие мужу. - У

меня вряд ли сейчас хватит сил, чтобы одной стравится с хозяйством да еще

присматривать за Кристиной.

- Давай наймем тебе помощницу.

- Ты прекрасно знаешь, что я не потерплю в доме чужого человека, ты

ведь сам говорил, что, нанимая работников, поневоле становишься их рабом.

Мне сейчас только этого не хватало. Нет, если ты так уж хочешь устроить

нам карантин, будь любезен, живи с нами.

Это было заявлено в ультимативной форме с каменным лицом, так что

Будылину ничего не оставалось делать, как только пообещать переехать на

дачу, так сказать, на постоянное место жительства, как только что-то

прояснится с американским заказом.

Предложения по рекламной кампании американской корпорации

"Энджи-кола" были отправлены в Солт-Лейк-Сити две недели назад, но ни

ответа, ни привета из Америки пока не поступало, так что Будылин со

спокойной совестью всю неделю мог проводить в городе и только на уик-энд

приезжать в Кирсановку.

Вчера он задержался на работе до темна, выясняя отношения с Кирой,

потом попал в пробку при выезде из Москвы, потом - в дождь, да в такой, что

приходилось ехать наугад, потом ему показалось, что он сбил собаку, а на

самом деле под колеса попал какой-то бродяга, которого пришлось

прихватить с собой, потом он зачем-то подобрал на дороге злобную бабу, и,

наконец, зачем-то пригласил, бродягу, которого он сбил, переночевать у себя

в бане.

Лежа утром в постели с рыжим наглым Кирпичом в ногах, он

вспоминал все, что произошло с ним вчера, и ему было почему-то неловко,

то ли перед самим собой, то ли перед котом. Вроде бы ничего зазорного с

ним не случилось, однако во всем этом было что-то такое, что было

несвойственно его характеру. Вот зачем он в дождь пошел искать сбитую

собаку? Зачем сажал в машину незнакомых людей? Добро бы пьяный был, а

то ведь трезвый. Это тревожило его и мешало наслаждаться теплым летним

утром, которое заглядывало к нему в окно.

Заскрипела лестница и в мансарду поднялась Ирина. Значит уже

больше десяти, раньше она никогда не просыпается.

- Во сколько ты приехал? Я ждала тебя до двенадцати. У меня вчера

опять был приступ, - она теперь все время говорила так, как будто накануне

ей нанесли смертельную обиду.

Будылин не знал, как на это реагировать, и на всякий случай решил

делать вид, что устал и не выспался.

- Да пришлось задержаться на работе, ждал звонка из Америки, а тут

еще этот дождь... Да, ты в прошлый раз говорила, что рама в твоей комнате

плохо закрывается, так я привез плотника. Он заночевал в бане. Забавный

такой паренек, надо бы его накормить завтраком.

- Там никого нет, я сейчас заходила туда за полотенцем, и никого там

не было.

- Наверно пошел искать работу в поселке.

- Надо будет окатить там все кипятком, а то еще подхватим чесотку.

- Зря ты так, парень, кажется, был вполне приличный, - возразил

Будылин, и тут же опять поймал себя на мысли, что говорит не то, что

должен был сказать, и все его последние поступки совершенно с ним не

вяжутся.

В старом Китае врачи не лазили пациенту в рот, и не просили его

раздеться до пояса. Такая беспардонность могла стоить эскулапу жизни,

особенно, если дело касалось мандаринов и прочих цитрусовых. Врачу

достаточно было руки больного, чтобы определить, какой болезнью он

страдает, и назначить лечение. Вот так и Алеша Рублик "здоровье" любого

механизма определял по одному ему известным приметам.

Бывало, подгонит шофер автомобиль к Алешиному крыльцу.

- Эй, доктор, посмотри, что там у нее, не хочет разгоняться зараза...

Алеша выйдет, положит в рот карамельку, минуту послушает, как

работает мотор, потом попросит поднять капот, и скажет коротко и ясно:

- Вон, ту круглую хреновину надо менять.

И действительно - оказывается, именно в этой хреновине все дело.

Алеша не знал, как устроен автомобиль, не мог усвоить, как

называются его детали. Он не умел ни читать, ни писать - его отчислили из

первого класса за полную неспособность к обучению. Он не мог запомнить

собственную фамилию и свой адрес, но в автомобильной диагностике был

гением.

Родители поначалу очень расстраивались - что за напасть такая,