– Конечно, у него сердце. Единственная дочь не оправдала надежд. Слияние двух семей, общий бизнес… И всё то пошло под откос из–за твоей слабости на передок. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я женился на тебе, сделав вид, что ничего не было?
Тишина.
– Ты хочешь, чтобы я сыграл роль твоего мужа; появлялся на всех светских тусовках с тобой под руку, как раньше, изображая вселенскую любовь и обожание?
Тишина.
– Этим я и занимался последние два года, да?
Ответом мне снова становится молчание.
– Как ты думаешь, я могу это сделать сейчас? – я отворачиваюсь и смотрю в окно на свежестриженный газон и кустарники, которые в ночном свете кажутся зловещими тенями, – Когда я помню. Когда я вижу это перед глазами.
Ти–ши–на.
– Лика, ты не оправдала и моих ожиданий тоже. И я не хочу с этим мириться. Ты была у меня первой. Я был у тебя первым. Но не единственным.
– Я тоже была у тебя не единственной! – вопит она, – Думаешь, мне не передавали, как ты развлекался все эти два года? Как ты снимал потаскух и…
Вот тут я не выдержал и разразился смехом. Нахохотавшись от души, я снова взглянул на неё, на этот раз с жалостью.
– И я должен чувствовать – что? Вину? За то, что не был собой?
– А может быть ты всё помнил и просто мстил! – Лика подошла ко мне, уставив обвинительный перст в мою грудь, – Хотел ужалить побольнее, видя, что я мучаюсь!
– А ты мучалась? – чистый, неразбавленный сарказм вырывается из моего горла.
Я улыбаюсь, глядя, как она пытается переложить ответственность на меня. Это на самом деле смешно.
Но так было всегда, сколько я себя помню. Лика упала с велосипеда – виноват Глеб, не показал, как пользоваться тормозом. Лика поранила пальчик – Глеб старше и должен был сам нарезать яблоко. Лика выросла и стала изгоем в школе – Глеб не поддержал её заносчивость. Лика получила аттестат с одной четвёркой по физкультуре – Глеб не помог подтянуть норматив. Лику не взяли в художественную академию – Глеб мог бы замолвить словечко.
Лике было больно в первый раз – Глеб был слишком грубым. Лика залетела и пришлось делать аборт – Глеб не позаботился о контрацепции.
Почему я вообще был с ней? Потому что – удобно? Потому что я чувствовал себя виноватым? Потому что я её знал, знал все её слабости? Знал, что несмотря на избалованность, она никогда не предаст?
Но ведь предала.
– Я не буду мириться, – повторяю я, – Не собираюсь. Даже в мыслях нет.
С этими словами, я отступаю на шаг и выхожу из спальни. Спускаюсь вниз по лестнице и громко хлопаю дверью. У гаража стоит моя машина, не думая запрыгиваю внутрь и срываюсь с места.
Еду, под громко орущую музыку, открыв окно и вдыхая ветер, гуляющий в салоне авто. На подъезде в город останавливаюсь на заправке и беру стаканчик чёрного кофе. Морщась пью ровно до половины, а потом выливаю терпкий напиток прямо на асфальт.
В бардачке по–прежнему лежат ключи от съёмной квартиры – я последовал совету Ильи и не стал расторгать аренду. Куча бумажек – чеки. Я перебираю их, ухмыляясь и гадая – получал ли я удовольствие от такой жизни? Ночные клубы, алкоголь, секс… Это на меня не похоже.
Я был домашним мальчиком – и этим всё сказано. В детстве носил брекеты и очки, занимался плаванием. Зубрил точные науки, учился на отлично. Годам к четырнадцати вытянулся в росте и плечах, тогда же мать впервые сменила мои страшненькие оккуляры в широкой роговой оправе на контактные линзы. Брекеты тоже убрали, и улыбка стала идеальной. Тогда же появились друзья, увлечения помимо школы и бассейна.
Наши с Ликой отцы учились вместе, вместе открывали бизнес – сначала это была мастерская, потом – первый ювелирный салон, затем – сеть. К двадцати годам я стал сыном одного из самых богатых людей Эстонии. Она – тоже.
Я помню одно из тех старых семейных видео, которые снимали на чёрно–белую плёнку. Пухлая девочка с косичками и мальчик – ей два года, ему четыре. Они играются в песочнице, а голос оператора за кадром смеётся и произносит: «Мы ещё погуляем на их свадьбе». Тот смех сливается с другими голосами, одна шутка перебивает следующую…
Мальчик отрывается от пластикового ведёрка – цвет на плёнке серый, но я помню, что оно было зелёным – и хмурится, глядя в камеру. Потом смотрит на девочку и улыбается ей, помогая вылепить куличик из песка. Он разваливается, девочка шлёпает ручкой по непонятной фигуре и начинает плакать. Мальчик утешает её, размазывая слёзы по красным щекам, а затем они вместе уходят из песочницы, оставив игрушки одинокими и забытыми, никому не нужными.
Кадр всплывает так отчётливо, что я не могу сдержать усмешку. Я ведь всегда был рядом – чего ей не хватало? Поддерживал, старался приободрить. Писал за неё рефераты и делал домашние задания. Дрался в школе, а потом неделями замазывал фингалы маминым тональником и терпел насмешки одноклассников – как я уже сказал, до четырнадцати я был хлюпиком. Появлялся на её встречах с одногрупниками, игнорируя свои – ей всегда было страшно идти одной.
Всё, что я хотел от неё – это верности. Ответной поддержки, я хотел, чтобы она была той самой нитью, что держит меня в этом мире.