Коллекционер насекомых

Черт меня побери, если она не самая прелестная девушка, какую я знаю! Где были мои глаза, почему я раньше этого не замечал? Фигура у нее самая красивая и желанная из всех, что я когда-либо видел (в платье, конечно), и вся она была такая гибкая, стройная, изящная и оживленная. Пышные каштановые волосы по старой моде падали ей на плечи, и это было красиво. Я еще никогда не прикасался к такой здоровой, бархатистой, прохладной коже, как на ее голых руках. Я невольно притронулся к ним при встрече, ей было щекотно, но она не рассердилась, только слегка прищурилась и прыснула от смеха. Тут я увидел, что у нее чудесные, желтые глаза (вероятно, они светятся в темноте), а веснушки нисколько ее не портят, наоборот, украшают — ее лицо напоминает, как бы это сказать попоэтичнее — свежий, покрытый росой желто-розовый персик. «Да, дьявол-таки потрудился,— подумал я в сильном смущении, — как это прекрасно: персик»!

Мы шли по дорожкам между дубами. Под деревьями тут и там стояли скамейки, на них в обнимку сидели парочки. В Максимирскую рощу вечер приходит намного раньше, чем на улицы, и сумерки защищают пары, поглощенные своими милыми и очаровательными любовными играми, от злобных и назойливых взглядов гуляющих.

— Люблю природу, — без умолку болтала Ирена, — обожаю. Природа — моя самая большая слабость. Вы чувствуете, какой запах идет от земли? Ах, этот запах прелых листьев и грибов! Прелые листья я, правда, не люблю, но грибы люблю ужасно. Послушайте, лягушки. — Ирена крепко схватила меня за-руку, мы остановились, она опустила голову мне на плечо, и в таком положении мы некоторое время слушали, как в болоте под кувшинками квакают лягушки.— И лягушек люблю, — проговорила она совсем тихо, когда мы двинулись дальше. — А вы не жалеете, — спросила она очень серьезно, — вы не жалеете, что пошли со мной гулять? Нет? Только будьте искренни, говорите, что думаете, я не люблю неискренних людей. — Тут она немного отстранилась от меня.— Наверное, я вам надоела… нет… нет! Только не отрицайте, я

уверена, что ужасно надоела вам своим глупостями. По что поделаешь!Я долго ее уверял — нисколько не надоела, наоборот мне безумно интересно все, о чем она говорит.

— Давайте тогда сядем на скамейку, — сказала она и потащила меня к очень удобной скамейке, полускрытой кустами, — и перевернем пластинку. Ну, например, были вы когда-нибудь сильно, по-настоящему сильно влюблены? — И она закурила сигарету.

— Нет,— выпалил я как из пушки, — не был.

— Забавно, — сказала она.

— Но, может, еще буду, — продолжал я и ужасно покраснел, только в темноте это не было заметно.

— Действительно забавно. Продолжайте.

— Я сказал, может я еще влюблюсь. Всем людям суждено хоть раз в жизни влюбиться.

— Совершенно верно. Но продолжайте, я ужасно любопытна.

— Мне нечего продолжать, — бухнул я и сразу понял, что говорю не то и выгляжу перед ней невероятно смешным и глупым.

Я смутился, но делать было нечего. Такой уж у меня характер, у меня в самом деле не хватает «решительности в любовных делах», никуда не денешься, а еще находятся дураки, утверждающие, будто астрология — шарлатанство.

Наступило неловкое молчание. Ирена нервно трясла ногой, торопливо затянулась раза два подряд, потом с раздражением отшвырнула сигарету, красный уголек описал в темноте дугу, зашипел на краю сырой дорожка и погас. Я не знал, как быть.

Что я не очень ловкий — это факт; я вытянул ноги, закинул руки за голову, весь облился потом, но не знал, ну просто не знал, что делать. Вот ведь какая странность. Я все вижу, великолепно разбираюсь в довольно сложных и на первый взгляд неясных вещах, безошибочно читаю чужие мысли, даже тайные, все вижу, все понимаю, все угадываю, но поступаю неправильно, совершенно неправильно. Например, нет сомнения — девушка предлагает себя самым откровенным образом. Она безусловно хочет завоевать меня, и моему самолюбию это чрезвычайно льстит — такая молодая и красивая девушка предлагает себя и хочет меня завоевать! И что дальше? А ничего. Мне бы покрепче ухватить неожиданный подарок, который сам идет в руки, а я как последний идиот потею, вытягиваю ноги, ломаю руки и не знаю, что делать с собой и с ней. Глупо, в самом деле глупо.

К счастью, Ирена не была глупа. Некоторое время она молчала, возможно, обиделась, нервно трясла ногой, потом закурила новую сигарету, снова отшвырнула ее, два-три раза громко вздохнула и вдруг решительно придвинулась совсем близко ко мне, как будто ничего и не было… Я просто потрясен. Я ее обожаю. Теперь она говорит о каких-то делах нашего совета,

— Не правится мне у нас, — рассуждает она спокойно, словно уже об этом шла речь, — порядочных людей днем с огнем не найдешь. Грызутся, подсиживают, завидуют, никаких принципов, только о себе думают. Но что поделаешь! Как-то надо зарабатывать на хлеб. Но я была бы счастлива, если бы могла работать где угодно, только не здесь.

— Мне тоже не правится,— торопливо подхватил я тему, в которой знал толк. И сразу почувствовал облегчение.