Коллекционер насекомых

— Терпеть не могу политику, но политика — теперь главное, — продолжала Ирена.— Говорят, скоро снова будут распределять премии, но я уверена, что получу фигу.

— Почему вы так думаете? — попытался я ее утешить.

— Так,— ответила она,— уверена и все. Ведь у нас человека ценят не по работе, а по тому, что он представляет собой политически.

— Это правда,— сказал я,— но, пожалуй, больше такого не будет.

— Что вы имеете в виду?

— Просто возможно кое-что изменится.

— Не понимаю. Почему изменится? И что изменится? Простите, я в самом деле не понимаю.

— Предоставьте это мне,— с гордостью сказал я.

— О! — повела плечами Ирена.

Больше мы об этом не говорили. Мне было удивительно хорошо. Я чувствовал себя как человек, который вдруг осознал свою силу и может сделать все, что только пожелает. Сила есть, нужно лишь пустить ее в ход. И пусть я буду самым большим ослом на свете, если завтра в совете не подыму такой шум, что у наших деятелей навсегда отпадет охота устраивать все эти безобразия. Хватит! Мы что? В джунглях? И в чем провинилась бедная девушка? Они ей завидуют, вот что! Она молодая, красивая. Переспи она с ними, все бы пошло по-иному, уж я-то знаю… Знаю я вас, господа руководители! Только с этой минуты со всеми вашими безобразиями покончено раз и навсегда. Жизнью клянусь, покончено, и больше никогда об этому милому созданию не придется расстраиваться из-за вашей несправедливости. Вот такие дела, и это будет, даю слово! Лучше бы им кооптировать в свой совет ядовитого скорпиона, нежели меня… Мне было невыразимо приятно, какие-то невиданные силы, решимость, уверенность в себе так и рвались из меня. А бедная девушка прижалась ко мне еще крепче, она была так близко, что я ощущал на своем правом плече тепло ее груди и от этого у меня страшно закружилась голова, пришлось зажмуриться. Тогда она опустила руку мне на колено и… что тут надо было делать? Проще всего было схватить эту руку, привлечь девушку к себе, прижаться лицом к груди, которая часто-часто подымалась и опускалась, и… Проклятие! Мгновения проходили, а я не двигался. Ее рука некоторое время лежала на моем колене, потом нервно задрожала, пальцы согнулись и разогнулись (я слышал, как ногти сухо скребут по сукну), затем рука соскользнула и повисла. Тут девушка проговорила каким-то неестественно глубоким и хриплым голосом:

— Уже поздно, пошли.

Я встал, и мы отправились. За всю дорогу до трамвайной остановки мы не проронили ни слова. Мне было стыдно. Но на остановке она протянула мне свое личико, улыбающееся, веснушчатое, милое личико, может быть, чуть бледнее, чем обычно (верно, от ночной сырости), и сказала:

— Завтра у меня тоже будет свободное время. Если вы не против, может завтра после обеда…

Подошел трамвай, она вскочила на подножку.

— Хорошо? — крикнула она мне,

— Да, да, завтра… — махнул я рукой и стал ждать другой трамвай.

Мне было стыдно, это правда, но я старался себя успокоить. Кто сказал, будто я ханжа? Это совершенно не так. Я не ханжа, не растяпа, не трус, просто у меня недостаточно опыта в обращении с женщинами. К тому же я

чересчур стыдлив. Но… до завтра, да, до завтра…

Назавтра в полдень состоялось заседание совета. Рассматривался вопрос о премиях, о которых давно уже ходили слухи. Директор сонным голосом называл фамилию и предполагаемую сумму. Такой-то и такой-то — столько-то и столько-то. Кто за? Принято! Такой-то и такой-то — столько-то, и столько-то. Кто за? «Оказывается, не такое уж хитрое дело заседать в совете, — подумал я, — кивай себе головой». Назвали мое имя. За! — сказали все в один голос. «Вот уж кстати,— снова подумал я‚— куплю летние, брюки из той красивой ткани». Дальше шел главный бухгалтер, за ним старший счетовод и многие другие. Принято. Подошла очередь Ирены, директор сказал, что по своему отношению к работе, по трудовой дисциплине, по добросовестности и так далее премии она не заслуживает. Ему это особенно больно, так как Ирена единственный сотрудник, остающийся без премии, но, принимая во внимание все перечисленные обстоятельства, иначе поступить невозможно. Правда, это всего лишь его предложение, пусть товарищи выскажут свою точку зрения. Старший счетовод-навозник свою точку зрения высказал тотчас.

— Я согласен с предложением товарища директора. Работник Ирена ленивый и весьма недобросовестный, кроме того ее личная жизнь внушает определенные сомнения. В интересах дела было бы неплохо как-нибудь заняться ее личной жизнью. Пусть лишение премии послужит ей уроком.

Затем взял слово заведующий счетной частью — вонючий Мартин.