Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства

Чтобы не размещать наемников самого герцога во Флоренции (стояла середина мая, уже больше недели Рим был захвачен), кардинал Пассерини и Ипполито договорились встретиться с делла Ровере на нейтральной территории, за пределами городских стен. Семейство Медичи переживало тяжелое время. В Риме папа Климент выглядел полным трусом. Семнадцатилетний Ипполито управлял городом через своего опекуна. Юные правители не были в Италии редкостью. К примеру, Федерико да Монтефельтро и Сигизмондо Малатеста стали управлять своими городами в пятнадцать лет, а сам делла Ровере стал герцогом Урбино в восемнадцать. Но все они были слеплены из другого теста, нежели томный красавчик Ипполито, который самым важным занятием в то время считал неловкие ухаживания за собственной племянницей Екатериной, сестрой Алессандро Медичи и будущей королевой Франции.

Когда кардинал Пассерини и Ипполито Медичи выехали за пределы города, группа флорентийских граждан захватила правительственные помещения в палаццо Веккьо и объявила о возврате республиканского правительства, а также приговорила Медичи к изгнанию. Но в распоряжении Ипполито и Пассерини был знаменитый капитан наемников и его армия. Они не собирались отступать. Опираясь на Франческо Марию делла Ровере, они сменили цель и направили войска на свой собственный город, пока не пробили себе дорогу в самое сердце Флоренции.

Вазари был свидетелем развернувшегося боя, хотя армии наемников понадобилось немного времени, чтобы подавить городских революционеров. Отряды делла Ровере, Ипполито и кардинал Пассерини вернули себе ратушу уже после первого дня столкновений. Но в «Жизнеописании» Франческо Сальвиати Вазари приводит скорее историю о спасении флорентийской иконы, чем отчет о военных действиях в городе:

«Когда после этого, в 1527 году, Медичи были изгнаны из Флоренции, то во время осады дворца Синьории[86] на тех, кто штурмовал дверь, была сверху сброшена скамья, которая, однако, по велению судьбы упала на руку стоящего окруженным оградой рядом с дверью мраморного Давида Буонарроти и разбила ее на три куска»[87].

Речь идет о знаменитом «Давиде» Микеланджело, огромной скульптуре библейского героя, которая символизировала город. Вместе с целым рядом других удивительных статуй она была выставлена на площади Синьории с 1504 года. Изначально «Давида» собирались поставить на выступ на фасаде собора Флоренции, где он пополнил бы ряды ветхозаветных пророков, созданных лучшими мастерами. Сегодня, когда мы смотрим на статую с уровня земли, она выглядит немного непропорционально. С низкого постамента галереи Академии голова и рука кажутся чересчур большими. Но если бы «Давида» установили на должной высоте, то снизу под углом пропорции выглядели бы правильно. Проект с серией таких скульптур остался незавершенным, и во времена Вазари статуя стояла на низком постаменте рядом с палаццо Веккьо.

Микеланджело для Вазари был не просто примером совершенного художника. Он был дорогим его сердцу другом. Поэтому «Жизнеописание» Микеланджело самое длинное во всей коллекции. Оно наполнено такими подробностями, что перед нами предстает живой человек: классическая риторическая техника экфрасиса — описания — самым удачным образом сочетается с пересказом сплетен. Кроме того, мы видим жизнь, полную страданий, жестокие стороны флорентийского общества и атмосферу постоянного соперничества между художниками.

Поскольку Микеланджело происходил из семьи аристократов низшего порядка, то его отправили в латинскую школу, а не в подмастерья к художнику. Быть художником даже в конце XV века считалось недостойным занятием для благородного юноши:

«…он всё свободное время тайком занимался рисованием, за что отец и старшие его ругали, а порой и бивали, считая, вероятно, занятие этим искусством, им незнакомым, делом низким и недостойным древнего их рода»[88].

Наконец в 1488 году отец смилостивился и отправил Микеланджело в учение к Доменико Гирландайо. В своих исследованиях Вазари выудил из флорентийских архивов сам контракт. В мастерской у ученика быстро обнаружились большие способности. И однажды, когда один из его товарищей копировал какие-то изображения мастера, Микеланджело не сдержался: