Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства

Но Рафаэль сумел умереть красиво — в Страстную пятницу, 10 апреля 1520 года, в свой день рождения. А через четыре дня, сразу после Пасхи, умер его друг Агостино Киджи. По словам одного венецианского гостя, во время этих двух похорон Рим замер. Последние слова Вазари, посвященные Рафаэлю, — разумеется, снова образец пышной классической риторики. На этот раз прием называется апострофа — взрыв эмоций, адресованный конкретному человеку. Сначала Вазари обращается к Рафаэлю:

«О счастливая и блаженная душа, не о тебе ли каждый человек так охотно заводит беседу, не твои ли подвиги он прославляет и не каждым ли тобою оставленным рисунком он любуется?»

Затем он обращается к своей профессии:

«Вообще говоря, жил он не как живописец, а по-княжески. О, искусство живописи, по праву могло ты в те времена гордиться своим счастьем, имея живописца, который своими доблестями и своими нравами возносил тебя до небес! Поистине блаженным могло ты почитать себя, поскольку питомцы твои, следуя по стопам такого человека, воочию могли убедиться, как должно жить и сколько важно уметь сочетать воедино искусство и доблести»[243].

Но искусство, по плану Вазари, не могло умереть вместе с Рафаэлем в 1520 году. Даже несмотря на то, что некоторые эпитафии гласили именно об этом и о том, что природа умерла вместе с ним. Для поколения, пришедшего уже после его смерти, искусство только начало двигаться в верном направлении. Если Рафаэль был учителем, которого Вазари никогда не имел, то Микеланджело был живым, настоящим наставником из плоти и крови, лучшим из возможных.

Неужели в этой компании талантов Микеланджело действительно достиг наибольшего успеха в наибольшем количестве областей? Похоже, что да.

Давайте рассмотрим, что сделал Микеланджело. Он не очень увлекался живописью, но владел ей мастерски. Он писал фрески (потолок Сикстинской капеллы) и картины на деревянных панелях (например, «Мадонна Дони» в галерее Уффици). Он исключительно хорошо рисовал, так хорошо, что превратил рисунок из утилитарного навыка в искусство, произведения которого имели самостоятельную ценность. Его скульптуры не нуждаются в представлении: «Пьета», «Давид». Он сделал много нового в плане архитектуры (библиотека Лауренциана, собор Святого Петра). Он писал стихи. Он был протоархеологом, следил за раскопками древней статуи жреца Лаокоона в руинах дворца Нерона в Риме в 1506 году. Как и Рафаэль, он курировал папскую коллекцию древностей. Он занимался научным экспериментами, делал вскрытия в Оспедале-ди-Санто-Спирито, как и Леонардо да Винчи, чтобы понять механику человеческой мускулатуры. Сравнится ли с ним кто-нибудь широтой таланта?

Пожалуй, Леонардо подошел к этому ближе всех. Вазари заявляет, что Леонардо работал архитектором, но созданные им здания сохранились только на бумаге. Самый впечатляющий скульптурный проект Леонардо, конь Сфорца, остался на стадии глиняной модели. Леонардо видел в каждом заказе вызов себе как ученому: сможет ли он создать самую большую литую бронзовую скульптуру?

В качестве художника Леонардо придумал новые техники, кьяроскуро и сфумато, но он не основал полноценного движения, вроде того, что пытался создать Вазари своей Академией рисунка, первой в Европе художественной академией, которую он открыл во Флоренции под покровительством герцога Козимо.

Увлечение многозадачностью, которое мы сегодня ассоциируем с человеком эпохи Возрождения, не оставило в стороне и Вазари. Немного было художников, которые бы перепробовали столько профессий, сколько он: живописец, рисовальщик, художник декораций, придворный архитектор, историк и, конечно же, автор «Жизнеописаний».

Даже заглядывая в прошлое, трудно вообразить художника, который бы преуспел в стольких областях, как Леонардо и Микеланджело. Наверное, с ними можно сравнить родившегося столетие спустя Джованни Лоренцо Бернини. В XV веке таким человеком был Леон Баттиста Альберти. Но в последующие эпохи не было принято восхищаться сочетанием разных талантов в одном человеке. Специализация стала нормой, а на тех, кто практиковал разнообразные умения, стали смотреть как на дилетантов, со скептицизмом. Сегодня музыкант, который играет в фильме, или атлет, который хочет заняться другим видом спорта, выглядят любопытным исключением. Часто такая смелость не вознаграждается. Маловероятно, что человек эпохи Возрождения появится в сегодняшнем мире. Так что корона остается у гениев прошлого.