Коллекционеры и меценаты в России

Необходимо вернуть из исторического небытия не только отдельных деятелей, но и целые исторические пласты российской действительности, придавшие ей яркие, а часто и неповторимые черты. Среди них — феномен отечественной благотворительности, которую необходимо рассматривать как особое социальное явление. Дореволюционная библиография по этой теме насчитывает тысячи наименований специальных книг, брошюр, газет, журналов и, буквально, бесчисленное количество заметок и статей в периодической печати. Это была, как уже отмечалось, важная сфера жизни дореволюционного общества, где проявили себя многие люди, осуществившие крупные, иногда просто беспрецедентные для своего времени начинания.

Революционный максимализм, нетерпимость и нетерпение при осуществлении переустройства мира в послеоктябрьский период, качественное изменение коренных основ жизни и фундаментальное переосмысление нравственных ценностей — все это привело к тому, что благотворительность была исключена из социальной действительности.

В общественном сознании утверждались формулы жизни (типа пресловутой «жалость унижает»), не оставлявшие места для общественного проявления таких естественных человеческих качеств как сочувствие, сострадание, милосердие, в значительной степени стимулировавших благотворительные занятия. Исчезла и питательная среда для благотворительности — меценатства. Это большая и сложная тема, отражающая известную девальвацию нравственных понятий в сталинскую эпоху «социального оптимизма», требует специальных исследований. Заметим лишь, что пренебрежение к прошлому, третирование достижений России, в том числе и в деле культурного строительства, призывы выбросить с «корабля современности» все и всех, не укладывавшихся в прокрустово ложе формировавшихся социальных схем, не могло не сказаться на восприятии многих сторон прошлого. В начале 30-х годов Ф. И. Шаляпин с горечью писал: «…все эти русские мужики, Алексеевы, Мамонтовы, Сапожниковы, Сабашниковы, Щукины — какие все это козыри в игре наций. Ну, а теперь — это кулаки, вредный элемент, подлежащий беспощадному искоренению!.. Я никак не могу отказаться от восхищения перед их талантами и культурными заслугами. И как обидно мне знать теперь, что они считаются врагами народа, которых надо бить»^{498}. И хотя отдельные интересные публикации о жизни наиболее выдающихся и известных коллекционеров и меценатов иногда и появлялись (скажем, о П. М. Третьякове, С. И. Мамонтове) их деятельность рассматривалась вне связи с общим потоком благотворительных занятий в России.

За весь советский период не вышло ни одной работы, посвященной феномену российской благотворительности. Даже в солидных универсальных изданиях, например, в Советской исторической энциклопедии, не получили своего отражения такие явления как филантропия и меценатство^{499}. В тех же случаях, когда подобные понятия встречались им почти всегда давались однозначно уничижительные оценки. В качестве характерного примера можно привести следующее суждение: «…буржуазия маскирует свою эксплуататорскую сущность посредством лицемерной, унизительной «помощи бедным» в целях отвлечения их от классовой борьбы»^{500}. Что здесь сказать? Избегая повторений, заметим, что эта дефиниция отражает лишь часть такого противоречивого явления, каким являлась благотворительность и как каждая абсолютизация одного элемента сложной социальной системы, подобный подход вольно или невольно ведет к искажению картины в целом.

Во-первых, «помощь бедным» существовала задолго до появления буржуазии как таковой. Ее распространение неразрывно связано с утверждением христианства на Руси, относившего помощь неимущим к числу важнейших добродетелей истинного христианина (своей щедростью прославился, например, уже в X в. киевский князь Владимир Святославович — «Владимир Красное Солнышко»).

Во-вторых, совершенно непонятно как развитие здравоохранения, повышение уровня просвещения и культуры, а именно здесь у благотворителей были особенно крупные заслуги, могло отвлечь бедных от классовой борьбы?

Во второй половине XIX в., как уже отмечалось, благотворительность получила невиданный до того размах, приобрела новые формы и виды, а сеть общедоступных больниц, школ, приютов, столовых, мастерских, училищ охватывает, буквально, всю Россию. К началу XX в. число благотворительных заведений различного назначения исчислялось тысячами, а количество учащихся достигало несколько сотен тысяч^{501}. В то же время благотворительность перестает ограничиваться собственно филантропией, она распространяется и на область духовной жизни и крупнейшие жертвователи начинают выполнять важные функции созидателей культуры и культурной среды. При этом, как это было видно на приведенных выше примерах, филантропические и культурнические занятия тесно переплеталась.